– Да, – громко сказал Ровер, известный художественный критик одного из популярных журналов Нью-Йорка, – я могу теперь утвердительно заявить, что в Америке наконец появился истинный художник!
И он указал пальцем на полотно, возле которого собрались его слушатели.
…На темном, густо проработанном фоне выделялась озаренная бледным светом поразительная эффектная группа. Стоящая на коленях нищенка смотрит безумным взглядом на мертвого младенца. Она инстинктивно тянется к нему, причем так же инстинктивно ее рука отстраняет второго ребенка, лет четырех, чтобы он не видел этого грустного зрелища.
На лице несчастной отражалась смесь ужаса и отчаяния, сжимавшая сердце. Можно было догадаться, в чем дело! Ночью, на углу какой-нибудь пустынной улицы, она уснула, держа на руках младенца. Второй ребенок прижался к ней и тоже уснул. Младенец выскользнул из окоченевших рук матери и умер. Открыв глаза, она поняла, что случилось непоправимое. Второй ребенок, проснувшись, тоже хотел посмотреть на происшедшее, но мать отстраняла его…
Конечно, в этом произведении чувствовалась некоторая неопытность: рисунку, в принципе правильному, недоставало, однако, смелости, в некоторых местах краски были наложены не совсем профессионально…
Но зато в колорите, в решении главного лица, в самой композиции этой группы проявлялась огромная сила чувства. Картина трогала, притягивала, волновала…
– Женщина, написавшая ее, – продолжал Ровер, – или святая, или жертва отчаяния.
– Именно об этом произведении, – сказал кто-то, – говорили вчера вечером у Меси… Кажется, президенты Академии водили его на выставку до ее открытия, и наш набоб выразил желание купить эту картину…
В это время внимание присутствующих было привлечено общим движением всего зала.
Все толпились, все вставали, чтоб посмотреть…
– А! – сказал Ровер. – Это герой дня…
Арнольд Меси – это был он – входил в галерею. Его появление и было причиной общей реакции зала.
Действительно, Арнольд Меси приобрел в эти двадцать четыре часа известность, в сто раз превышающую ту, которой он пользовался сутки назад.
Арнольду Меси было пятьдесят лет, но с виду не более тридцати пяти. Лицо его было свежим, румяным, будто вылепленным из воска, на который потом наклеили волосы и усы. Губы алые, глаза большие и матовые. Казалось, никакая страсть никогда не усиливала или не уменьшала этого неподвижного блеска. Походка его была легкой, несмотря на то, что широкие плечи при плотном сложении напрочь исключали вероятность аристократического происхождения. Он был тяжел, как мешок с деньгами.
Меси был не один.
Он шел под руку со своим компаньоном. Но тот не представлял собой ничего примечательного. Он был низкого роста, толст, с апоплексическим лицом. Его лицо свидетельствовало о том, что это был злой человек, а в прищуренном