постичь глубины медитации, я ни с кем не общался за исключением самых необходимых фраз, которыми обменивался с Алишей. В тот день я выходил из этого состояния уединения, по этому случаю-то и «Кагор» мне понадобился. Полной самореализации, на Востоке именуемой Нирваной, как вы уже поняли, я опять не достиг, – был по-прежнему нервным и раздражительным. По моему тогдашнему убеждению, полного Просветления достигали лишь единицы в истории человечества, и надеяться на массовый, общинный подвиг победы духа над материей, что собирались осуществить эти люди в далёкой сибирской Общине, было бы крайне наивно. А если они собирались для других целей, – это меня мало интересовало. Я сам лишь иногда вкушал мгновения полной ясности сознания, то, что называется Самадхи, и эти мгновения было то, ради чего стоило жить! Но они вновь и вновь улетучивались в мелочах повседневной суеты; я вновь и вновь невероятными усилиями духа открывал чакры, вновь и вновь направлял энергию нижних центров вверх, достигал кристальных чистот разума, где больше нет ни верхов ни низов, подолгу просиживая в позе Лотоса, невопрошающим ожиданием вымаливал Самадхи, – этого состояния полной прозрачности и ясности сознания, (и отчасти это получалось; были моменты, когда я чувствовал себя неотъемлемой частью всего окружающего, как Единой Энергии). Но когда я вставал с коврика, пытаясь в повседневных действиях воплотить ЭТО СЧАСТЬЕ, моё сознание опять и опять застревало в пучине мелких бытовых проблем. Короче говоря, к своим 37-ми годам я так и не смог реализовать то, что назвал принципом Тотальной Медитации и, как уже говорилось, оказался в кризисе. Медитация как наркотик – чем глубже в неё погружаешься, достигая в своём мозгу ЦЕНТРОВ СЧАСТЬЯ И БЕЗПРИЧИННОЙ РАДОСТИ, тем тяжелее переносится обыденное, так сказать, бытовое сознание, в котором обычно мы продремаем всю жизнь, – это как ломка после дозы наркотиков. Да, кое-что мне открылось. У меня открылся так называемый «третий глаз», я даже вспомнил своё предыдущее воплощение – отшельника в тёплом Индостане, но радости от этого не прибавилось. Поведенческие программы подсознания людей, которые тотчас предстали пред моим взором были ужасны. Эти эго-программы были безумны, нелогичны до абсурда, и всё же, именно они обуславливали принимаемые решения. Но самое страшное было то, что я и сам действовал также в рамках этих эго-программ. То есть, я уже видел, что когда только выхожу из состояния ПРОСВЕТЛЁННОГО САМАДХИ, я тут же падаю в гнилое болото, – то есть обратно погружаюсь в поле эго-программ, в старые привычки, – и любое моё действие в попытке выкарабкаться из этого болота каждый раз вызывало эффект обратный – лишь к ещё большему погружению в грязь. В повседневной жизни это выражалось тем, что я видел – за каждым моим «добрым» поступком обязательно стоит какая-нибудь эго-программа. Обязательно! Де, устремился совершить что-то доброе, и тут же наблюдаю, как из-за угла хитро улыбается моё второе «я»: «ты чё, приятель, собрался доброе дело сделать?», – такая
