Иван Несторович бурно покраснел и опустил глаза, а Ульянушка едва коснулась его руки и снова заговорила, но уже по-русски и с теплой улыбкой:
– Простите, я не хотела вас смутить. Лучше поглядите назад, какая красота!
Уездная больница казалась белоснежным зефирным завитком на желто-пшеничном блюде. Дальше дорога пошла вниз, и здание в окружении тополей стало удаляться, повисло между закатным небом и волнующимся золотым океаном, а потом и вовсе исчезло. Иноземцев перевел взгляд и снова залюбовался генераловой племянницей – тяжелыми веками с чуть опущенными уголками, придававшими ее лицу печальную отрешенность, по-детски округлыми щечками и едва уловимой улыбкой, играющей на губах. Закат золотил ее глаза, волосы, кожу. В пальцах она теребила веточку жасмина, дурманящего своим буйным цветом. Пурпурные соцветия падали с колен на пол коляски.
– Очень красиво, – пробормотал он. Но тотчас смущенно отвел глаза, вдруг осознав, что до неприличия долго разглядывает генеральскую воспитанницу.
– Как вы нашли богадельню моей тетушки? – спросила она.
– Я удивлен. Мечта, а не больница, если бы не странности, которые ее окружают.
На мгновение ее лицо омрачилось.
– Должно быть, Миколка вас настращал. Это из ревности.
– Какой Миколка? – опешил Иноземцев. – Вы имеете в виду месье Николя?
– Месье Николя! – Ульянушка не удержалась от хохота, а Иноземцев снова почувствовал себя неловко. – Это он совсем недавно стал месье, а так он Миколка Алексеев, сын Настасьи, кухарки.
Изумленный Иноземцев припомнил, как управляющий отлично грассирует, хоть русские слова произносит весьма неплохо. Но смех красавицы был таким заразительным, что он не удержался и тоже начал смеяться.
– Дело в том, что когда Натали вошла в наш дом в качестве супруги дядюшки, а с тех пор минуло без малого три года, наш Миколка влюбился в новую хозяйку и до того досаждал ей своими чувствами, что тетушке пришлось пойти на хитрость. Она дала ему небольшую сумму и наказала ехать во Францию покорять Париж.
– Покорять Париж? И как же?
– Как он сочтет возможным. Выбрать любое дело и добиться в нем вершин.
– И каких же вершин достиг месье Николя?
– Он стал прима-танцором в одном из наимоднейших кабаре.
– Вот оно как! То-то гляжу, движения у него какие-то павлиньи.
Ульянушка снова прыснула, а вместе с ней и Иван Несторович. Как же он был рад ее смеху! В глубине сердца приятно заворочалось, и Иноземцев решил, что непременно поправит ее дела, вылечит дядьку и разберется с чумой. Ради такой-то улыбки!
Но как?
Он тотчас помрачнел и впал в раздумья. Столько жизней и судеб зависело только от него одного.
– А отчего решил вернуться? – спросил он, хотя думать продолжал совсем о другом.
– Верно,