Почему, пройдя через подобное, зная, как это больно и унизительно, её папа всё же брался за ремень? А мать?.. Её-то в детстве пальцем не трогали, но Елена Степановна от души лупила Таню скакалкой, плечиками для одежды, или мокрой тряпкой. Почему, ну почему многие думают, что бить детей – допустимо, как будто бы это всего лишь воспитание? Будто бы те вырастут и всё забудут: оскорбления, побои, синяки… Не забывается такое. Можно попытаться простить, но порой и это не получается. Она-то знает. Она пробовала много раз. «Если у меня будет ребенок, я никогда с ним так не поступлю, – подумала Татьяна. – Хотя бы для своих детей изменю мир к лучшему».
Но ее малыши умирают, так и не родившись.
Лунный свет подобрался к носкам ее туфель, и Таня подтянула ноги к себе, задрала на диван, согнув колени. «Почему Бог не дает мне ребенка? – думала она, чувствуя, как подступают слезы. – Ведь я бы десять человек могла воспитать – меня бы на всех хватило!»
В последнее время она всё чаще думала об усыновлении. Но эти мысли всегда приводили Татьяну в смятение. Она и Макс что, придут в детдом, посмотрят на детишек, выберут себе кого-то, как щенка в зоомагазине, а остальным скажут – спасибо, вы нам не понравились? «Вот ты, мальчик. Да-да, ты – никому не нужен. И ты, девочка, тоже. Потому что у тебя цвет глаз не такой, и стишки ты читаешь как-то без души. Ты, ты и ты – вы все хуже того, кого мы выбрали. И нечего рыдать, это жизнь». Им что, придется поступить вот так?
Стыд поднялся изнутри, надавал жарких пощечин. Прикрыв глаза, Татьяна измученно вздохнула. Будь ее воля, она бы усыновила всех. Это же дети, каждому нужен дом! «Забрать бы мальчишку, которого привезли сегодня, – неожиданно подумала она. – Отогреть, откормить. Любить, как родного… Я смогла бы. Точно бы смогла».
В дверь дежурки громко забарабанили. Таня вздрогнула, вскочила, оправляя халат. Включила свет и рывком распахнула дверь. Мужчина. Ростом с Шакила О Нила, и выглядит, как бомж: старая вязаная шапка, распахнутая телогрейка, ватные штаны. Видавший виды пуловер, из-под расстегнутой молнии которого выглядывает мятый воротник полинялой рубашки. Странный запах: смесь дыма, алкоголя и рвоты. Широкие брови, нос с горбинкой, щеки, густо наперчённые пробивающейся щетиной. И янтарно-карие глаза – взгляд иронично-пытливый, с прищуром.
– Чем могу?.. – холодно осведомилась Татьяна, невольно отступая вглубь комнаты.
– Скажите, вы сейчас мальчика осматривали? Не подскажете, что с ним?
Таня нахмурилась. Так вот кто это. Заботливый папаша пришел спросить о сыне.
– А чего вы без ремня? – с вызовом спросила она, вскидывая голову.
Бомж молчал, глядя на нее сверху.
– Да вы не стесняйтесь, заходите! – задохнувшись от злости, она схватила за край его телогрейки, дернула на себя. Мужчина неловко шагнул вперед, в глазах мелькнуло недоумение.
– Заходите-заходите, –