– Как же иначе?
– Итак, я, – сказал Сократ, – приведу тебе одну из таких пар, о которых сейчас упоминал, и укажу на ее переходы, а ты приведи другую. Я говорю: сон и бодрствование и утверждаю, что из сна бывает бодрствование, а из бодрствования – сон; происхождение же их называется дремать и пробуждаться. Довольно для тебя или нет? – спросил он.
– Вполне довольно.
– Скажи же и ты о жизни и смерти. Не говорил ли ты, что жизнь противоположна смерти?
– Говорил.
– И они возникают одна из другой?
– Да.
– Что же возникает из живущего?
– Умершее, – сказал он.
– А потом из умершего? – спросил Сократ.
– Необходимо согласиться, что живущее, – отвечал Кебет.
– Значит, из умерших, Кебет, бывают вещи живые и существа живущие?
– Кажется, – сказал он.
– Следовательно, наши души находятся в преисподней? – заключил Сократ.
– Вероятно.
– Равным образом и из двух происхождений не явно ли по крайней мере одно? Например, умирание явно или нет?
– Конечно, явно, – отвечал он.
– Так что же нам сделать? – продолжал Сократ. – Не придать ли ему происхождение противоположное? Неужели в этом отношении природа хрома? Умиранию не необходимо ли противоположить какое-нибудь происхождение?
– Какое же?
– Возрождение. Но если есть возрождение, – продолжал Сократ, – то оно, это возрождение, не будет ли переходом мертвых в существа живущие?
– Конечно, будет.
– Значит, мы согласились и в том, что существа живущие возникают из мертвых не в меньшей степени, чем умершие из живущих? А если так, то, кажется, мы имеем достаточный признак того, что души умерших необходимо должны где-нибудь существовать, откуда могли бы снова произойти.
– Из признанных положений, Сократ, твой вывод, по-видимому, следует необходимо.
– И заметь, Кебет, – сказал он, – что эти положения мы признали, думаю, не безрассудно. Ведь если не противопоставить одного положения другому так, чтобы они совершали круг, но допустить происхождение только в одностороннем направлении – от противного к противному, не поворачивая ее снова от последнего на первое, – то знай, что наконец все будет иметь один и тот же вид, все придет в одно и то же состояние – и возникновения прекратятся.
– Как это ты говоришь? – спросил тот.
– Мои слова понять нетрудно, – отвечал Сократ. – Если бы, например, засыпание существовало, а противоположного ему, пробуждения от сна, не было, то, знаешь, сказание об Эндимионе1 показалось бы наконец пустым и потеряло бы смысл, потому что и все прочее, подобно ему, находилось бы вечно в состоянии сна. Когда же бытия только смешивались бы, а не разделялись – вскоре вышло бы Анаксагорово: Все вещи вместе. Так-то и здесь, любезный Кебет: если бы живущее умирало и, умерши,