Чувства – как Loius Vuitton – или настоящие, или не надо.
Понты – как шубы Roberto Cavalli – идут только Филиппу Киркорову.
Секс – как Gucci – много не бывает.
Кокаин – как Versace – уже не модно, но многие привыкли.
Сигареты – как Valentino – элегантно, но старит.
Алкоголь – как Dolce&Gabbana – только в меру.
Замуж – как Chanel – традиционно все хотят.
Скромность – как Cartier – украшает.
7
Выйдя с семинара по фонетике английского языка, проходившего на девятом этаже первого гума, я вошел в лифт и нажал на кнопку «1». Выдержав небольшую паузу, двери плавно закрылись, и я почувствовал, как пол подо мной стал медленно опускаться. Взглянув на загнутые носы своих немыслимых казаков, я почти машинально коснулся нагрудного кармана пиджака, нащупав в нем массивный косяк, украдкой скрученный за время пары. Я уже предвкушал как выйду из корпуса, как взорву, залечу, как охваченные огнем будут потрескивать бошки, когда по усыпанной осенней листвой аллее я прогулочным шагом побреду по направлению к Главному зданию, пуская в воздух клубы густого едкого дыма. Томясь предвкушением, я с досадой отметил для себя, что новые лифты были какими-то чересчур вальяжными, точнее тупо долгими – то есть не как Кадиллак, а, скорее, как Волга. Едва эта мысль промелькнула у меня в голове, как лифт остановился на седьмом.
– Ваш покой топтал, – зло прошептал я недавно освоенную фразу.
Из-за открывшихся дверей появился Муслим – в приталенной, по моде измятой рубашке с коротким рукавом и погонами. Он был все также худ и бледен, а взгляд его выражал ласковое снисхождение.
За тридцать дней в МГУ Муслим успел освоиться и стать кем-то вроде смотрящего за первокурсниками. Он объяснял вчерашним школьникам что правильно, а что нет, подкрепляя свои слова двумя беспрекословно авторитетными для них источниками – Кораном и воровскими понятиями. Муслим стремился нести знание и порядок в темные массы невменяемых абреков и первое время все с удовольствием слушали его речи.
Следом за Мусликом в лифт вошел импульсивный человек в спортивном костюме и натянутой на глаза панаме. Ростом он был примерно с меня – около ста восьмидесяти – но покрепче.
– Салам! Как ты, братское сердце? – обрадовался мне Муслим.
– Салам, – ответил я, – да устал на семинарах, прогуляться хочу. Сам-то как?
– Ничо, по-тихому. Вот, познакомься – это Джамал, земляк мой.
– Марк, – протянул я руку.
– Джа, – уточнили из-под панамы.
– А чо, братан, шабануть есть вариант? – взяв меня под руку, поинтересовался Муслим.
– В смысле, шабануть? – тогда я еще не вполне понимал весь этот слэнг и потому сообразил не сразу.
– Ну, в плане шмали.
Догадавшись,