– Однако, черт возьми… – не выдержал он брожения. – Теперь я понимаю, отчего мы употребляем. Для натурализма, во хмелю мы наги. Природа, юноши, это что при родах – рождение, творчество.
– А-а, вот отчего один знакомый остроумно записал недавно процедуру в музы. Что ж, назначить поэзию натуральностью – смело, а то и глубоко, – выразился Павел.
Яковлевич, как бы поражаясь излагаемому факту, вкрапил:
– А мне, товарищи, Мария понравилась. Ей-ей, сюрреалистическая женщина.
Павел:
– Но разве не здесь истина? И натурализм вам, и поэзия. Собственно, ты прав, женский контингент присутствует.
Володя не преминул прищемить:
– Ага, подлец, зыркал на Дарью, не отвертишься.
– А что – сам обозначил, натурализм.
Бог знает, в какие идеалистические высоты проложил бы тропу настоящий момент, и какому огорчению подверглась стремящаяся на сковороду рыба (собственно, Ванька со товарищи уже взяли определенную порцию), когда б в доступности не образовалось лицо. Чуни, шапка об одном ухе, держащаяся на плечах ветошь непонятного кроя. Персона без предисловий выковырял из закромов бесконечно замурзанных штанов флакон, наделенный вне сомнения жидкостью самогонного достоинства. Все настороженно замерли. Извлечение следом желтого, ядреного огурца, кажется, сопровождалось некоторым содроганием. Однако экзерсисы столичных штучек дед снял ловко:
– Угощаю.
Проникновенность этого слова оформило умозаключение Володи:
– Русский человек широк. Прошу запомнить это раз и навсегда.
Собственно, недавняя тирада обязывала – он энергично принял сосуд и запрокинул голову. Пузырьки, громкий звук проникающей влаги. Рубашка в нос. Физиономия, удостоверяющая окончательное согласие с ходом дел.
Надо сказать, Павел, которому была протянута емкость, выразил взглядом крепкое сомнение. Однако досадно упускать все краски дня, процедура последовала. Впрочем, влюбленный и уж этим полный Игорь Яковлевич отказался.
А дальше случился диспут.
– Ну-тес, господа изрядные, какими ветрами, тэсэзэть, занесло в наши палестины, – запустил дедок. – На какой-такой мякине, тэсэзэть, соизволили провести.
Артисты дружно впялились в деда и даже разжились небольшим онемением. Первым вышел из тишины Володя, имел азартный голос:
– Да никакими особыми привилегиями не наделены, уважаемый. Москвичи, присутствует. Так одним местом рожаны. Как обращаться прикажете?
– А Иван Спиридоныч, знамо-понимательно. Отставной козы барабанщик и черта лысого шельма, – вытянувшись во фрунт, пропищал дядя, – имею честь распространиться.
Неожиданно