– Это хуже самоубийства, Вебер, и расхлебывать тебе долго, но придется. Сейчас Фердинанд приедет, я спрошу у него, что они решили.
– Ты что, Вильгельм? Если они узнают, что я тебе жаловался… Ты к Аланду не опоздаешь?
– С Аландом мы договоримся. Плохо, что я выпал из ситуации. С виду у тебя все было хорошо, сказал бы мне, я бы Карла с Гейнцем давно на место поставил. Зачем ты терпел?
– Если бы я не знал, что они правы…
– В чем?
– В том, что не мне преподавать. Гейнца Аланд сегодня прислал, после того как Гаусгоффер позвонил и сказал, что у меня была остановка сердца, Гейнц так хорошо вел занятие. Вильгельм, я не могу без Корпуса, я ждал, что все успокоятся, но ничего не меняется, я устал сидеть, как прокаженный в своем лепрозории. Видеть не могу свою комнату, боюсь – когда ко мне кто-то подходит, чувствую, что я улыбку приклеиваю, мне врут, и я вру. Когда из класса музыки выставили, у себя сидел играл, потом чувствую, что не могу, чем больше я пытаюсь делать вид, что это можно терпеть, тем меня глубже затягивает в омут, мне не выбраться, Вильгельм, пойми, я пытался, но вижу, что это ни к чему не приводит. Аланд посмотрел, как я завалился, и дальше пошел, это о многом говорит.
– Он вернулся, привел тебя в чувство, потом ушел.
– Ты не можешь этого знать.
– Я Аланда знаю, и знаю, как он к тебе относится.
– Когда я очнулся, он у крыльца был, я ненадолго выключился.
– Ты этого не знаешь, если ты выключился. Не говори о нём так, он о тебе только и думает, о тебе да о Фердинанде.
– Фердинанд как не в Корпусе, его все время нет.
– У него много работы, никуда он не делся.
– Я его перестал понимать, а ведь он был для меня всё.
– Всё для тебя – ты сам и Аланд, и ни на себя, ни на Аланда – не возводи напраслины. Аланд тебя больше всех любит.
– Он не может меня любить больше всех, я знаю, кто ему всех дороже.
– И кто?
– Не тяни из меня.
Кох подал Веберу чай, сел рядом.
– Дождешься меня? Я с Аландом должен поговорить.
– Если разрешаешь, я полежу у тебя, здесь никто меня не найдет.
– Ты меня расстроил, Вебер, сердце твое, конечно, восстановится, ты учишься. Трагедии еще даже не начинались, впереди большая игра. Нас мало, чтобы кем-то пожертвовать ради глупостей. Тебе надо, как всем и быстрее всех, раз уж ты позже других родился, набирать, а не разбазаривать. Аланд очень тобой дорожит, ему больно видеть, что ты допускаешь такие просчеты. Фердинанд каким был, таким и остался, но знает и может, больше, чем шесть с половиной лет назад, и он как любил тебя, так и любит. Сколько он сейчас работает, ты не в состоянии даже представить, что бы он тебе ни говорил, смотри ему в рот и запоминай. Думай, почему он это тебе сказал, он ничего не скажет просто так. Он весь Корпус на своих плечах пытается тащить, как исполин.
– Исполин… Он похудел и ледяной, как сын снежной королевы,