Но Лаврентьев не мог простить себе, что упустил бабёнку, и проклинал себя самыми последними словами. С досады он въехал новеньким полуботинком в кучку опавших веток и присвистнул от удивления, рефлекторным движением сдвигая на затылок отсутствующую шляпу.
Снизу на Эдуарда нагло пялилась большая зелёная жаба, сидевшая на пожухлой траве в обычной для себя позе и сварливо надувавшая горловой мешок.
– Тьфу! – в сердцах отплюнулся Лаврентьев и направился к машине, лениво думая о глупой лягушке-путешественнице, которой не сидится в своём гнилом болоте в такую жару.
* * *
Почти одновременно с «олдсмобилем» Эдуарда в город въехал неприметный серый «жигулёнок». В отличие от машины Лаврентьева он вкатился в Вольнореченск не с востока, а с запада. Когда водитель «жигулей» запарковал их на открытой платной стоянке и выбрался из машины, он случайно попал в поле зрения громадного морского бинокля, который держал в руках мрачноватый человек с обрюзгшим лицом и недобрыми, навыкате, глазами.
Наблюдение в бинокль за обычно вялотекущей послеобеденной городской жизнью было одним из дурацких хобби этого человека. Какой-то странный спорадический импульс заставил наблюдателя задержать руку и проследить за тривиальной парковкой более чем тривиального «жигулёнка». Он никогда не жалел о потраченных впустую минутах, тем более что посвящал такому праздному времяпрепровождению около часа в день, отдыхая душою и телом от не слишком праведных трудов. Ему давно стоило бы завести стереотрубу – она гораздо удобнее для наблюдения, – но он очень привык к старому верному биноклю.
Если бы наблюдавший за парковкой Михаила Флысника человек мог увидеть его обнажённым, то посчитал бы «пришлеца» профессиональным атлетом или… убийцей. Коротко стриженный, с тёмными живыми глазами и приветливой улыбкой на загорелом, с правильными чертами, лице, Мика Флысник зарос мышцами так, что ему давно пришлось отказаться от покупок готовой одежды и перейти на индивидуальный пошив. Портные, к которым обращался Маленький Мика, в отчаянии хватались за голову и заходили в тупик, не в силах построить костюмчик, который, обеспечивая простор двухаршинным плечам и двадцатидюймовым бицепсам и при этом подчеркивая семидесятивосьмисантиметровую (!) талию Мики, выглядел бы на молодом человеке хоть немного лучше весело трепыхающегося на ветру перемен тряпья, которое обычно напяливают на идиотски скалящееся огородное пугало.
Однако приветливая Микина улыбочка, может, и вправду слегка похожая на безмятежную ухмылочку «устрашителя ворон», была на самом деле обманчивой. Мика умел быть и весьма жёстким человеком, совершенно непостижимым образом сохраняя при этом присущую ему юношескую непосредственность и стеснительность. Такое изобилие мышц, которым