Блуждал по разным творческим тропам, и вдруг наткнулся на прозу. Давно с ней не встречался – поговорили за жизнь, поспрашивали друг друга, как дела, и всё в таком духе.
Из этого и родилась книжка. Из небольшого разговора с прозой, как с другом, с которым давно не виделся и не списывался, но который всё ещё остается тебе другом. Как ни странно. Потом поймете, к чему это «как ни странно».
А написать, ох, написать-то есть о чём на Руси! Всегда было, есть, и я этой книжонкой приложил усилия к тому, чтобы с уверенностью сказать: «всегда будет!».
Тут о многом; не обо всем, конечно. Просто «о многом».
По большей части, основана книжка на реальных событиях. Даже мистика тут вполне себе реальна. А кусочки моей личной истории – лейтмотив происходящему вокруг, не более. Однако, если кому-то покажется, что я таки затмил собой округу, то… значит, для своих-то девятнадцати лет я действительно слишком большой для происходящего. Повод выебнуться.
Жизнь свою сюда я не изливал, как может показаться; так, несколько раз хорошенько плюнул. Некоторые плевки – очень мне дорогие, но сейчас они беспокоят меня не сколько даже с точки зрения биографии, кроме парочки из них, но до боли беспокоят с точки зрения творящегося в мире. Именно «в мире» – тоже поймёте потом.
В общем, эта книжка не обо мне, а о вас – читайте, не пожалеете, товарищи.
Или как к вам лучше сегодня – «братья и сёстры»?
мой неокоммунизм
Долгое время я жил да был, и всё не верил какой-то там строчке из Высоцкого, где он говорил, что зарылся в книги, разочарованный людьми. Как вообще можно умудриться сосредоточиться на чтении, если тебя разочаровал какой-то человек?!
Уму моему было сие непостижимо. Ведь ты – если ты действительно один из тех, кто способен вообще разочароваться в людях, – а для этого надо уметь ими очаровываться, – придется тебе с нечеловеческой силою вдалбливаться глазами в буквы, собирать их в слова, а слова в словесные конструкции, и всё в этом духе.
И спустя полстраницы же, или даже больше, – да хоть спустя десять страниц, и такое бывало у меня в часы попыток принять этот способ побега от людей, – ты обнаружишь, что всё это время сам писал книгу. В своей голове. О своих проблемах. О тех самых людях, от которых ты бежишь в книгу.
То есть, ты и не читаешь творения какого-то автора – ты считываешь сами по себе думающиеся тебе слова поверх того, что написал вот тут и вот тут вот Пелевин Виктор. Так, орк Грым превратился в Крым, а отсюда недалеко и до насущных полемических рассуждений о Донбассе, который две знакомые тебе мрази, рифмующиеся с этим словом только по праву вечного противоборства, сегодня назвали «политическим пушечным мясом».
Мясо, кстати, тоже рифмуется, но уже словно бы в месть за предыдущую рифму, и видятся мясом уже эти самые мрази. Впрочем, я отвлекся.
Если же «уходящий» читатель устал мысленно расписывать витающие в окружающей его пустоте листки формулами жизни, непонятными никому, кроме какой-то крохотной частицы себя самого – то он начинает просто отвлекаться на мысли о тех, от кого так усиленно бежит, зарывается в кротовую ямку литературы. Не в силах прогнуться под неофашизм мысли, не в силах взять и наплевать на этих людей. Пусть сами они и стократ – неофашисты.
Надеюсь, привыкшие к сладостям «противувсешной» метафизики и к веселым рассказикам о сказочных похождениях выдуманных людей уже закрыли эту книгу при слове «неофашист». Не будет здесь выдумок, не будет и той метафизики, к которой вы привыкли из-за неправильно понимаемого вами Вити, будет кровавое постпублицистическое буйство мысли, будет скотобойня посреди двора свиней и жирафов, приватизировавших себе приставку «пост» и другие особенности эпохи, обратив их в свинства и жирафства.
В стихи мои мысли уместиться не смогли, в неостихи тоже, а высказывать их двум-трём людям уже, откровенно говоря, заебало. Кстати, приставочек «пост», «нео», и даже пресловутой «мета», а так же – «псевдо», и «полу», здесь будет предостаточно. Вернемся к чтению.
И вот, на смену этому состоянию побега от современного фашизма, настроившего своих Освенцимов у дорог социальных, культурных, бытовых, философских и всех других возможных связей текста и мысли, – постепенно на смену приходит неокоммунизм, еб… ей-Богу. И ты с некой особой силой, с чувством ответственности за дальнейшую боль, которую будешь испытывать, сделав этот выбор, перешагиваешь через себя и расстреливаешь этих людей в своей голове. Среди них, кстати, замешался-таки один, кому приговор потом придется оправдать – но это будешь ты сам, так что волноваться по этому поводу нет причин. Ведь какой-нибудь да поэт все же нюхнёт сырость земли… такой всегда должен быть.
Только так! Видимо, только пройдя колоссальную боль духовного самобичевания, возможно зарыться в книгу. Зарыться в нее, черт подери. Вместо той самой