– Кто?
– Гонсало, например. Даже Инес можно доверять. Она, хоть змея и командирша, тебя будет защищать до конца.
– А если и они умрут?
– Ну вот! Теперь, значит, ты решил, что все умрут? Глупости какие!
– А если?
– Ну а если и они умрут…
Тут Тереса задумалась.
Действительно, а что делать, если и они умрут?
Она отрицательно качнула головой и решительно заявила:
– Так не бывает, чтобы все умерли, Мигелито. Хоть кто-то же останется?!
II
Разговор постепенно сошёл на обыденности.
Майкл уже давно не позволял Тересе помогать себе ни в чём, даже ногти на ногах и руках, пусть поначалу кое-как, состригал сам. Он даже волосы хотел стричь себе сам, но Тереса решительно воспротивилась, и ему пришлось уступить. Она плавилась от счастья, когда брала в руку скользкие от шелковистой детской упругости локоны, любовалась их игрой на свету, ловила пальцами мелкие игривые кудряшки, а Майкл терпеливо ждал и, опустив круглую голову и покачивая ногами, напевал под нос всякие замысловатые мелодии, которым научился у неё.
В итоге они договорились посетить падре Мануэля в церкви, чтобы попросить его помолиться и снять таким образом сны-видения с Майкла.
– Наш падре – благочестивый человек, – пояснила Тереса. – Он помолится за тебя, и, кто знает, может, ты больше не будешь свои сны видеть? А ещё мы поговорим о том, как Мигелито плохо кушает.
Майкл закатил глаза и обречённо вздохнул.
– Мигелито, красавчик мой, ты пойми, еда – это сила, – продолжила увещевать его Тереса. – Вот ты съедаешь за неделю – я слежу за тобой, ты же знаешь – так вот… на чём это я остановилась?
Она наморщила лоб.
– Фу ты, забыла свою мысль! Не молчи, проказник, напомни быстро!
Майкл засмеялся. Сколько раз Тереса лишь покачивала головой, когда наблюдала, как люди реагировали на его улыбку. Глаза Майкла, не раскосые, а, скорее, удлинённые, начинали лучиться тысячами маленьких смешинок. Смешинки рассыпались вокруг лица крошечными фейерверками, губы, по-детски ещё не обретшие чёткого контура, открывались неожиданно щедро, а само лицо, аристократичное из-за тонкости черт, немедленно утрачивало обычную для него безмятежную отстранённость и становилось весёлым и родным. И смех у Майкла был рассыпчатый и катился по воздушным волнам, словно вырвавшиеся на свободу драгоценные жемчужные бусины.
– Какая ты смешная, мамита, – смеялся Майкл, глядя на не оставлявшую попыток поймать утерянную мысль Тересу. – У тебя сейчас лицо, как у Хесуса.
– Ну вот, дожила. С Хесусом меня сравнил!
Возмущённая Тереса схватила Майкла в охапку, стала щекотать бока, быстрыми движениями теребить его, хватать за нос, щипать за попку и то будто руку ему в живот вкручивала, то хотела боднуть. Майкл вертелс�