– Раньше вы молчали, – перебил его Крайнов.
– Да, молчал, – признался выступающий, – потому что не вникал. А сейчас… Сейчас молчать не буду. План комбата считаю правильным.
Мельников слушал Буянова и думал: «Хорошо рассуждает человек. Почему же к Зозуле не проявил он чуткости?»
После Буянова попросил слова Нечаев.
– Пожалуйста, – разрешил Мельников и подумал: «Давайте, товарищ секретарь, поддерживайте. Ваш голос много значит».
– Мне хочется задать один вопрос майору Степшину и старшему лейтенанту Крайнову, – сказал Нечаев, постукивая блокнотом по ладони. Интересно, как они считают, для чего мы проводим стрельбы?
– Это детский вопрос, – отмахнулся Степшин с явным возмущением.
– Нет, не детский, – стоял на своем Нечаев. – Если бы вы правильно понимали этот вопрос, иначе бы рассуждали. Устав требует всю учебу приближать к боевой действительности. Почему же стрельбы должны быть исключением?.. Конечно, собственные ошибки признавать тяжело, еще тяжелее – исправлять их, но это необходимо. Этому учит нас партия.
– Правильно, – сказал Мельников.
После Нечаева выступили еще трое, и, хотя каждый из них не скрывал беспокойства за результаты стрельб, все же с планом комбата они согласились.
В конце совещания Мельников предупредил всех:
– Теперь, товарищи, поговорите с солдатами. Пусть поймут, что стрельбище – это не тир, а поле боя.
Когда коммунисты разошлись, комбат подозвал Степшина и распорядился:
– Возьмите план стрельбища и постарайтесь, чтобы завтра к вечеру все, что я здесь наметил, было выполнено.
Степшин встал, вытянулся и произнес подчеркнуто официально:
– Слушаюсь.
За время службы в армии у него выработалось качество: при получении указания старшего начальника отметать от себя все мысли, не получившие одобрения, и быстро сосредоточиваться на содержании приказа. Так поступил Степшин и сейчас. Он взял со стола план стрельбища и вышел из комнаты. А Мельников, оставшись один, подумал: «Рановато я, кажется, начал восхищаться своим заместителем. И в батальоне, видно, не все в порядке. Следует присмотреться получше».
С этими мыслями он подошел к окну. На улице по-прежнему было серо и скучно. Прижавшись к голым веткам клена, сидели воробьи, робкие, тихие, точно пристывшие к холодному дереву. А потоки дождя все хлестали по земле, крыше. Звенела в железных желобах вода. На дорогах росли и пузырились мутные лужи.
…Вечером того же дня Мельников доложил командиру полка о принятии батальона. При этом он сказал и о том, что увидел на стрельбище. Полковник, стоя посредине кабинета, вдруг изменился в лице.
– Не сгущайте краски. Я знаю батальон, знаю Степшина. А что касается недостатков, их можно везде найти. Если что не нравится, сделайте лучше. Поняли?
– Понял.
– Вот и извольте трудиться. И смотрите, чтобы результаты этих