Вера отвесила Кузьмичу шоколадного масла, отгрузила три серых ароматных кирпичика, четыре булки с корицей, выложила папиросы, выставила две пачки риса, после чего Иван Кузьмич сказал:
– Вера, полнота жизни – вещь относительная, – и попал в цель. Продавщица быстро вышла в подсобку и вернулась с заплаканными глазами. – А ты представь, куча детей и все с придурью. А у тебя пока один. Пока один…
Иван Кузьмич никогда никуда не торопился, и у него всегда находилось время выслушать. Пока он слушал – курил и всё время чему-то улыбался, хотя сведения к нему поступали разные, впору бы и заплакать, но Кузьмич не плакал, и неожиданно для собеседников, проблемы их, малые и большие оказывались незначительными… сущими мелочами. Иногда путешествие всего лишь по двум улицам забирало у него час, а то и два.
Он вернулся домой к обеду. Сетка колдовала на кухне над кастрюлей с супом. Фёдор с Надеждой Васильевной ещё не вернулись с огорода. Было жарко и ярко, чисто и звонко, как бывает чисто и звонко в начале лета. Иван Кузьмич выгрузил провизию, кивнул Свете и спросил:
– Что? – и в этом «что», был вопрос о том, что было до, что есть сейчас, о чём болит душа, чем она счастлива, Светка, как ей живётся в этом дне и в предыдущих днях, и как она собирается жить дальше?
– Не знаю, пап, – честно ответила Светка.
– Артёма бросила?
– Бросила.
– Почему?
– Надоел.
– Слава Богу, учиться не бросаешь.
– Только ради тебя.
– Хорошо, что не врёшь.
– Мне тоже нравится.
– Остра ты на язык. Какому мужчине это по душе придётся?
– Все раздражаются.
– А не хочешь измениться?
– Нет.
– Что за суп?
– Фасолевый.
– Пахнет вкусно.
– Как тебе Фёдор?
– Не знаю. А тебе?
– Нравится.
– Кстати, он вспомнил.
– Что?
– Что у него есть жена. Он увёл её у друга прямо из-под венца.
– Вспомнил место, откуда он?
– Нет. Пока нет. А вот и они.
С поля возвращались Фёдор и Надежда Васильевна. Они оживлённо разговаривали и не замечали, что на них со двора внимательно смотрят две пары глаз. Жить было больно. Провожать мгновения единения и радости, обнаруживать исчезновение дней.
Илларион искал игольное ушко, чтобы войти в Царствие Божие. Он верил, что если в Святом Писании сказано о прохождении через ушко, то надо было его найти и пройти.