Дядя Коля, воспользовавшись паузой, пытался оправдаться, говорил о том, что машину он делает для всей семьи. Ещё немного, и они будут ездить за ягодами, грибами, и просто отдыхать все вместе. Желая утихомирить жену, он даже пообещал, что согласен брать с собой в лес, её ругливую родню. Но слова не возымели результата, отдышавшись, женщина, как заново заведённая бензопила, монотонно, без остановок, продолжала его пилить:
– Сдай лучше всё это железо на металлолом! На носу зима, детям нужна одежда и обувь. А ты вчера, опять истратил пятёрку на эти проклятые подшипники!
Коля молчал, к его феноменальной настойчивости, прибавлялась тягучая терпимость. Он был, как красная, американская резина от самолётных камер, из которой пацаны делали рогатки. Сколько не тяни, не лопнет! Но однажды, ближе к осени, когда по замыслу конструктора, работа шла к концу, резина Колиного терпения лопнула.
Коля копался с капризным мотором, безуспешно пытаясь его запустить. Мотор, выдавая три-четыре хлопка, вроде бы запускался, и опять глох. Через какое-то время, следовала очередная попытка, с тем же результатом. По-видимому, для того, чтобы ещё раз продемонстрировать мужу бесполезность его труда, в гараж легкой походкой проследовала Колина супруга. Неизвестно, что она ему так неудачно сказала, чем вызвала такой взрыв. Окружающим показалось, что мотор всё-таки завёлся. Забубнил на самой низкой ноте, постепенно набирая обороты и переходя на более высокий звук. И вдруг все поняли, что это не мотор, а дядя Коля, так мастерски, забористо и зло материться.
Из приоткрывшейся створки дверей, как нашкодившая курица из чужого сарая, испуганно оглядываясь, выпорхнула Колина жена. Следом за ней, одним мощным пинком настежь распахнув ворота, вылетел сам хозяин. С перекошенным от гнева лицом, сверкающими глазами и взлохмаченной головой. Мощный, крепкий кулак, чёрный от въевшейся грязи и машинного масла, как карающий меч, вздыбился над устремлённой вперёд разъярённой фигурой. Изо рта вылетали слова и фразы, не поддающиеся переводу на обычный язык. Это была увертюра, верх совершенства и мастерства, отточенного годами упорных тренировок.
Мелкая ребятня, играющая неподалёку, как мальки от щуки, «пырснули» в разные стороны. Жена, сжавшись и втянув голову в плечи, в ожидании удара, летела к дому, голося одну фразу:
– Убивают, ой, убивают!
Он нагнал её возле самого крыльца, занеся руку над головой жены для удара. И готов был ударить. Но вдруг остановился, плюнул себе под ноги, потирая кулак, будто и впрямь ударил, повернулся, и быстро пошёл назад.
Через какое-то время, вышел из гаража, закрыл его и пошагал от дома. Дело происходило в субботу. Позже, кто-то видел его пьяного на реке, он сидел на берегу, смотрел на воду и плакал. На следующий день жена собрав ребятишек, уехала к родителям, благо они жили недалеко. В пустой квартире