– Но ведь эти трое, кажется, неплохо себя чувствуют, – заметил Штирлиц, неторопливо шагавший рядом.
– В том то и дело, что всего трое. Есть кому о них заботиться. Если бы детей оказалось хотя бы в десять раз больше, вряд ли бы за ними так ухаживали. Впрочем, этого никогда не будет, демографический взрыв нам не грозит.
– Ну почему же, – хитро улыбнулся Штирлиц. – В конце концов, природа свое возьмет. У человека, как и любого животного, в генах заложено стремление к продолжению рода. Так сказать, основной инстинкт.
– Не к продолжению, а совокуплению, – довольно грубо возразил я. – С продолжением, как раз, мало что получится.
– Почему вы так в этом уверены?
– А вы знаете поблизости хотя бы один родильный дом или на худой конец акушерский пункт. Иностранки вообще без наркоза не рожают. Наши, конечно, покрепче, но в такой обстановке и они вряд ли решатся.
– Зато у нас как минимум три квалифицированных медика и, наверняка, все необходимые препараты.
– Даже если так, было бы безумием вынуждать ни в чем не повинное существо появляться на этот ужасный свет.
– Юрий, не преувеличивайте. Да, нам тяжело, но куда легче, чем нашим далеким предкам. Ведь им еще приходилось сражаться с пещерными львами, медведями и себе подобными.
– Они поколениями приучались к такой жизни, и не знали другой, а мы… Эх, да что говорить.
– И все равно, наше положение не так уже плохо. Возьмите других. Нет, я не имею в виду погибших, – тут же уточнил Штирлиц, заметив, что я собираюсь ему возразить. – Разговор идет о живых. Посмотрите на небо.
Я посмотрел. Небо, как небо. Луна, звёзды. В том же соотношении, что и всегда, одна к бесконечности.
– Если присмотреться, – продолжал Штирлиц, – то можно увидеть, или представить, что видишь, маленькую точечку, пылинку в звездном небе, которая несколько лет вращается вокруг Земли. Эта пылинка называется МКС, международная космическая станция. Сейчас там находятся люди, космонавты. Думаю, они прекрасно видели, что произошло на планете, а если нет, то по отсутствию связи и изменению поверхности Земли обо всем догадались. Орбитальная станция не может самостоятельно приземлиться. И эти сильные и здоровые люди сейчас абсолютно беспомощны. У них, в отличие от нас, нет выбора между жизнью и смертью. Они могут только выбрать как им умереть: быстро, шагнув без скафандров в открытый космос, или медленно от недостатка кислорода или голода. Поверьте, Юрий, это очень страшно, когда у человека нет выбора, и есть масса времени, чтобы размышлять об этом. Подумайте о них, Юрий, и поймите, что мы с вами счастливые люди.
Да, конечно, у Штирлица стакан всегда наполовину полный, а у меня наполовину пустой. Но я, конечно, не стал ему говорить об этом. Интересно, а нашел ли бы он что-то положительное, если бы оказался среди космонавтов? Об этом, разумеется, я его тоже не спросил.
Надо сказать, что приступы депрессии терзали не меня