– Чего это? – снова спрашивает Зоя.
– Секты.
– А?
– Секты. Берут только метаморфизированных. “Коммуны взаимопомощи”. Там скальпелем помогают от телесных модификаций, постом и хлыстом – от умственных.
В одной из таких я прожил пару недель или пару месяцев – пока Удильщик не сжег его дотла.
– Вот про этот танк я говорил, – показываю я, – мимо него и прямо.
За последним перекрестком, еще как-никак мощеным, бетон и асфальт встречаются только намеками. Окраина начинается сразу за ним. Пропустить ее начало невозможно. Здания на обеих сторонах проспекта одинаковые, но на дальней – все без исключения обгоревшие; многие разрушены и потом частично восстановлены дворовыми силами. Как одинокий постовой, на середине перекрестка застыл Т-90МС, за время дежурства покрывшийся различными надписями. На эжектор танковой пушки кто-то пририсовал символ Марса.
Мы минуем танк и проезжаем пару кварталов по улице, состоящей главным образом из кратеров. Потом я даю отмашку.
– Вот здесь сворачивай. Я покажу, где спрятать авто.
Покинув улицу, мы проезжаем через заросший, пошедший трещинами двор и оказываемся в лабиринте ржавых гаражей. Пахнет детством.
– Вот тут, – показываю я.
– Может, поглубже заедем? Не больно дерзко-то?
– Сюда никто не ходит. Я выйду, а ты езжай за мной на самом малом. След в след.
Недоразумение вышло в свое время с этим местом: по ошибке на микрорайон сбросили тонн двенадцать кассетных бомб. Часть сдетонировала, большинство осталась в почве. Сквозь землю я вижу их, как слитки черной массы на фоне белого шума. Эти убить не убьют, но о большом футболе забыть заставят. И о малом.
– Сюда, – подзываю я.
Этот гараж раньше был домом для “Газели”, кажется, так что Зоин джип в него влезает, пусть и не без скрежета. Просочившись между стенкой и бортом машины, Зоя потягивается, поднявшись на цыпочки, а потом открывает багажник. Вскоре, на земле оказываются две большие брезентовые сумки. Зоя ловко забрасывает свою за спину и помогает мне с моей. Пока она закрывает гаражные двери, я достаю зеркальце и проверяю целостность своей маскировки.
– Как грим смотрится? – спрашиваю я, нахлобучивая шапку на самые глаза.
– Пиздец.
– Вот и славно. Пошли. Отсюда до станции рукой подать.
– Ненавижу мины, – бормочет Зоя.
Как только я вывожу ее с минного поля, Зоя сразу вырывается вперед. Ветку монорельса видно уже отсюда – там и тут она торчит за разрушенными домами. Дома завешаны бельем и связаны паутиной медно-алюминиевых проводов. Выйдя на проспект,