Это в необжитой, дымящейся песками и зноем пустыне шумели в сердце твоем вечнозеленые сосны, белоствольные березы, а могучие широкоплечие дубы делились с тобой извечной думой о связях земли и неба, как о едином целом – корнях и кронах. Это в суровом, заснеженном Заполярье ты слышал мудрую песню золотых колосьев. Это в невыносимые морозы и в испепеляющий зной текла через тебя, вливая в жилы свежесть и бодрость, река детства.
Река детства… В силу разных причин и обстоятельств не у всех она есть. Родившиеся и выросшие в колыбели из железа и бетона помнят реки детства, зажатые в тиски гранитных берегов. Я счастлив: белоголового и вездесущего мальчонку, меня с ватагой таких же неугомонных сорванцов ласково качали на невысоких волнах сразу две реки с таким песенным и легким, как дыхание ребенка, названием: Припять. Пина… А когда я, молодой и крепкий, ступил на палубу речного теплохода с лирическим названием «Золотой плес», в моей крови запульсировал необъяснимый подъем души, какой испытываешь при первой любви.
Но, видно, так уж устроен человек: он, лежа на золотом пляжном песке, восхищается ясным синим небом, жарким солнцем; он возмущается, выходя из реки, видя цветные разводы бензина на водной зыби. Но он, человек, совсем не хочет знать, что это его обрывки газет и пачки из-под сигарет качаются на волнах и прибиваются к берегу; это его бутылки и консервные банки летят в воду, дабы не засорять пляж. Я тоже возмущался не меньше, если даже не больше других, однако…
…Уже начинало браться за полночь. На водной зыби, серебрясь веселыми блестками, заиграла молодая луна, когда звонком из рубки, прервав мои невеселые мысли, меня, вахтенного матроса, позвал к себе капитан:
– Валера, бери Саньку и подсоединяйте «откатку». Надо по-быстрому воду из машины вылить: теплоход на поворотах кренит.
– Так придем в порт. пойдем на заправку, там и откачаем чин чином, – возразил я.
– Ладно, зелен еще меня учить. Покачаешь там насосом. А за простой нам не платят. Прогрессивку получать, небось, любишь? Короче, буди Саню и – вперед!
Саню долго уговаривать не пришлось. Зеленоглазый, сухопарый и длиннорукий, он был далек от лирики и ловко, в одно мгновение, подсоединил «откатку». Заработал «на полную» двигатель и быстро стал высасывать из машины маслянистое месиво…
Я стоял на корме и смотрел, как из-под винта вместе с бурлящей водой вырывалась эта жижа и широкой полосой убегала куда-то вдаль, переливаясь в ярком свете луны Это был необыкновенно красивый след за белым теплоходом с лирическим названием «Золотой плес». Но в глубине души я понимал, что это – черный след на реке детства, на лице родины. И этот след оставляю я.
1984
О «СЛУГАХ НАРОДА»
И О НАС,