Выход из треугольника. Алиса Лисенкова

бежевой сноубордической куртке, в круглых, как у Леннона очках, а походка у тебя, если бы ты мог видеть со стороны, какая у тебя походка, хотя, кто знает, может быть теперь, ты можешь. Это была походка благородного гопника, я не улыбнулась твоей спине, я просто стала ждать, конца очередного высказывания, докричаться на кирпичах, это, между прочим, заслуживает отдельного внимания, это вам не ВДА, и не Coda и не какая-нибудь другая женская группа, где во время долгих пауз между высказываниями раздаются тяжелые вздохи, кто же готов? Кто решится? На Кирпичах сиди и жди, когда высказывание начнет подходить к завершению и как только его рот начинает говорить «Спасибо», не жди, когда ему ответят «Спасибо», просто наберись духу и выкрикни: «Привет, я – Алиса, зависимая».

      Так я и сделала, как хорошая девочка, я высказываюсь по темам и потом коротко говорю на сегодня: «Слушай, Бог, – говорю, – я готова».

      После группы я подошла к тебе: «Дай телефон».

      «Зачем?»

      У тебя хватило наглости ответить мне «Зачем». Сколько мы вместе, я продолжала придумывать ответы на этот беспрецедентный вопрос, я делилась с тобой некоторыми и мы смеялись. Например, было бы хорошо просто вытащить из кармана мыльные пузыри и молча выпустить несколько перед твоим лицом, чтоб не задавался, и, хотя потом ты объяснил, что спросил так от страха, оттого, что опешил, потом тебе пришла в голову странная идея, что я могу как-то тебя использовать, короче, ты растерялся.

      И вот, мы идем по Съездовской линии. Ты что-то спросил, и я отвечаю: «Это потому, что ты сказал мне, что я тебе нравлюсь» и, наконец-то, мы вступаем на Тучков Мост. Мост, который мы будем считать нашим, с которого будем запускать небесные фонарики, на котором будем говорить друг другу слова любви. Но мы сейчас этого ничего не знаем, просто рассказываем друг другу свои истории. Мы переходим через него и спускаемся к воде. «У тебя есть девушка?» – Спрашиваю я. «Нет», – говоришь ты мне. И, сразу после этого, мы как-то перекидываемся на твое христианское православие. Ты что-то спрашиваешь и я отвечаю: «Нет. Я в Дацан хожу».

      Мы стоим у зоопарка и смотрим на Петропавловку, ты объясняешь мне что-то про жалость к себе, в контексте препятствия на пути к христианству. Я говорю что-то о том, что может для тебя жалость к себе только препятствие, у меня иначе, я не против жалости к себе, если она является частью сострадательного и теплого отношения к внутреннему ребенку. Я говорю так и жду, что ты меня поцелуешь, но ты не делаешь этого. Мы приближаемся к моему дому, ты покупаешь сигареты, а я шоколадное яйцо для дочери.

      Была у меня тогда такая традиция, пока она спала, под подушку что-то подкладывать. Это я после того стала делать, как услышала от одного дядьки на группе, что ощущение радости жизни начиналось у него в детстве по утрам, когда он находил под подушкой жвачки, подложенные отцом. Я тогда высказываюсь: «откликнулось мне про жвачки и очень стало интересно, какие именно, в нашем детстве