Так прошло не меньше получаса. Злость утихла, ушел азарт боя, и осталось лишь чувство обиды, ощущение чудовищной несправедливости, которая приключилась с ним. Погоня давно уже умчалась куда-то в сторону «нашей территории». Олег от всей души желал Дмитрию и тем, кому посчастливилось не полечь под пулями и не попасть под колдовство крысиной флейты, успеть добраться до своих.
Вдавившееся в тело кирпичное крошево стало чем-то привычным, и, ворочаясь, Олег даже смог принять более-менее удобное положение. Но смотреть он мог только вверх и немного по сторонам. Справа и слева не было ничего интересного: чернеющие в предрассветном сумраке деревья, с которых ветер обрывал редкие жухлые листья, безмолвные дома, испещренные дырами давным-давно оставшихся без стекол окон, и квартиры, где хозяйничал холод, остатки скособочившегося рекламного щита, полусгоревшие шины, когда-то, наверное, служившие клумбами – на одной сохранились следы желтой краски, – остов небольшого грузовичка. Сверху на придавленного трубой Музыканта молча смотрело небо. Олег тоже молчал. Наверное, им с небом нечего было сказать друг другу. Кто там из героев классики лежал раненым на поле боя и пялился в облака? Андрей Болконский, кажется…
Потом снайперу почудился звук шагов, еле-еле различимый, почти на грани слышимости. Шаги становились все ближе – они были непривычно легкими и шуршащими. Музыкант вздохнул: так звучали шаги крыс. Значит, все. Его время пришло. Как и Сверзин, как и незнакомый ему Алик, о котором Олег узнал лишь несколько часов назад, как и многие другие, знакомые и незнакомые, он погибнет, и никто не узнает правды о том, кем же он был.
Крыса была одна, и Музыкант нашел в себе силы удивиться: обычно твари предпочитали даже по «серой зоне» ходить группами – самое меньшее по три-четыре особи. Она подошла к нему очень близко и наклонилась, внимательно рассматривая человека, над которым так жестоко подшутила судьба. Странно, что в лапах пришедшей к нему зверюги не было оружия. Но кто этих крыс разберет?
Олег чувствовал ее запах – острый, тошнотворно-кислый, и он мучил снайпера ничуть не меньше, чем осознание собственного бессилия.
– Ну же! – зло выдохнул Музыкант. – Бей, сука!
Снайпер лежал так неудачно, что в пределах досягаемости правой руки не оказалось ни единого мало-мальски серьезного куска кирпича. Больше всего на свете ему хотелось бы сейчас иметь возможность всего лишь один раз поднять левую руку. Тогда Олег взял бы один из валявшихся неподалеку от ладони обломков и изо всех оставшихся сил хрястнул наклонившуюся над ним тварь промеж глаз. Чтобы лоб вдребезги. Чтобы кровь – горячими алыми густыми брызгами. Чтобы осколки костей – в мозг. Потом можно и помереть, прихватив с собой напоследок еще одного врага. Чертовски обидно, что Бог не собирается позволить Музыканту это сделать.
Крыса