В тумане показалась гигантская тёмная фигура со зловещими очертаниями: огромной головой и распахнутыми над землёй крыльями. И только приближаясь, можно было рассмотреть пугающее чудовище ― это был пластмассовый мультяшный утёнок с поднятыми, загнутыми на концах, крыльями и раскрытым лопатообразным клювом. В народе его метко прозвали «драконом», хотя тот был выставлен перед входом в городской парк, чтобы завлекать детей и их родителей.
– Ты прав, ― заметил Дохля. ― Наши правители совершенно потеряли вкус и чувство прекрасного ― они давно превратились в чудовищ. Вот, наглядный пример! ― он вытянул руку в сторону гигантского уткодракона. ― Даже сказочный утёнок, сделанный по их распоряжению, похож на зауропода.
– Ты говоришь о наших правителях, будто они до сих пор живут рядом с нами, ― Далго-По улыбнулся: как быстро менялось мнение его собеседника ― просто флюгер в ветреную погоду! ― Понятно, хочешь взять реванш за молчаливое прошлое. А по мне: лучше всего подумать, как жить дальше.
Дохля махнул рукой:
– Разве это жизнь! У меня просто не хватает смелости наложить на себя руки, вот только поэтому я и дышу этим прокисшим воздухом.
Они шли вдоль решётчатой кованой ограды с острыми пиками вверху, плотно заросшей повителью, которая уже засохла и больше напоминала солому, поднятую на вилы. Туман заметно редел: можно уже не бояться, что кто-то высочит из ниоткуда и схватит тебя за горло. В глубине парка открывались тёмные силуэты статуй в самых различных позах: мать, кормящая ребёнка, двое мужчин склонились над шахматной доской, девочка-акробат, стоящая на одной руке, двое влюблённых, смотрящих в светлую даль… Все они были заняты чем-то важным и радостным, потому что у всех на открытом и добром лице светилась улыбка. К одной такой статуе, изображавшей маленького мунговца на плечах у папы, они подошли, не сговариваясь. Пластиковый мальчик кому-то радостно махал обеими руками, не боясь свалиться с папиного плеча, а папа одной рукой держал сына, а другой тоже приветствовал кого-то значительного и прекрасного, как майское утро. Математик подошёл к статуе вплотную, упёршись в постамент животом, и задрал вверх голову.
– Очень хороший карбон, ― сказал он и щёлкнул пальцем по большому ботинку на постаменте. ― Ни один палец не отвалился. А ведь столько лет уже прошло… Как ты думаешь, когда все мунговцы вымрут и всё это безобразие вдруг обнаружат неизвестные исследователи, что они подумают?
Далго-По ехидно оттопырил и без того большую нижнюю губу:
– Напишут в отчёте, что нашли кладбище… Вон памятник девочке, которая упала с брусьев… Вон там могила двух шахматистов, которые умерли от голода над доской… ― он похлопал пластмассового отца семейства по ноге. ― А тут покоится прах отца и сына…
– Ага, и Святого Духа, ― сыронизировал