– Послушайте, – сморщив нос, обратился Давид Борисович к Иллариону, когда чиновник оставил их, – а почему у нас в коридоре так говном воняет?
– Не знаю, – нахмурившись, ответил он, сделав осторожный неглубокий вдох, – видимо, что-то с канализацией.
– Вероятно… Но это же непозволительно просто, чтобы в театре вот так воняло говном, – сказал Троегубов, зажимая нос. – Давайте прибавим шагу.
– Как вы думаете, Давид Борисович, а зачем это Костыль опять к нам пожаловал? Усмотрел в «Медее» неподобающее отношение к местным властям?
– Скорее всего. Ну, не спокойной же ночи пожелать Подъелдыкову.
– У него, по-моему, паранойя. Иной раз несет такую околесицу. Вот, скажите мне, Давид Борисович, откуда берутся такие люди, которые вправе решать за нас, что нам навредит, а что нет? Во что нам верить, а во что нет? И что именно вот эти идеи, а не другие являются вредными и нежелательными?
– Потому что он – власть. Все просто, он защищает интересы государства…
– Но он же так невежествен… – перебил Илларион и тут же осекся.
– Совершенно верно, и чем невежественнее, тем лучше.
– Позвольте, но ведь он своей деятельностью, мне кажется, только дискредитирует эту самую власть, – снова не выдержал молодой артист.
– Не горячитесь, Илларион, не надо. Поберегите нервы. Это вы так рассуждаете, а там по-другому считают. Они уверены, что он на своем месте находится. Держит, так сказать, руку на пульсе. Не дает нашему брату расслабляться. Сами же знаете, нам только волю дай, – рассмеялся Давид Борисович. – К тому же при случае от него можно в любой момент откреститься. Если зайдет слишком далеко наш многоуважаемый Виктор Иванович, то Марфа Исааковна в любой момент может сказать, что да, у нас есть негативные моменты, но мы с ними боремся, и отправит своего зама в отставку.
– Но он же напрямую влияет на творческий процесс! – возмущался Илларион.
– Фу-у-у, вот здесь, вроде бы не так воняет, да? – выдохнул Давид Борисович, когда они прошли дальше по коридору.
– Да, здесь лучше.
– Понимаете, дорогой вы мой, Ларя, – продолжал пожилой актер, – им жизненно необходимо навязать людям свои убеждения, чтобы общество их поддерживало и было единодушно во всем. Любая критика будет ими нещадно подавляться, потому что она может ослабить этот единый порыв. Но они ничего нового не придумывают. Во все времена цензура оправдывала свою необходимость соображениями государственной безопасности, необходимостью борьбы с экстремизмом и распространением идей, способствующих моральному разложению