Услышав это, всегда сдержанный и осторожный Кристоф Кай перечеркнул всякую возможность своего досрочного освобождения, во всеуслышание прокляв жену и поклявшись, что, выйдя из тюрьмы, первым делом расправится с «мразью». Тут конвойный по знаку судьи коротко, но памятно ткнул в зубы подсудимому прикладом, и заседание закрыли.
Чтобы закончить историю несчастного Кристофа Кая, скажем, что ему не удалось исполнить обещанное, так как до освобождения дело так и не дошло: на пятом месяце заключения он в драке отметелил зарвавшегося сокамерника, а следующей ночью был задушен во сне. Убийцу не нашли, да особо-то и не искали: в негласном указании тюремному персоналу Кай значился как «неисправимый и крайне опасный преступник, чье возвращение в общество, несмотря на относительно небольшой срок, очень нежелательно». Так сгинул, исчез с лица земли отец Вилли, оставив после себя лишь этого неразумного мальчишку и горькое недоумение в сердцах немногих своих друзей.
Словно очнувшись ото сна, доктор Шольц встрепенулся и взглянул на часы.
– У-у, дорогой мой, а мы с тобой засиделись! Твои монашки, чего доброго, начнут беспокоиться!
– Да уж… – невесело улыбнулся мальчик.
– Придется тебе поторапливаться. А, впрочем, скажи-ка… Откуда тебе известны все эти подробности?
Вилли пожал плечами:
– У бабки подслушал, да и соседи…
– Ясно. Ну, беги теперь! Да смотри, возвращайся завтра и не опаздывай, дружок! Ты еще многое должен мне рассказать!
Прощаясь, пожилой врач приобнял мальчика за плечи, затем прошел к окну и, задумавшись, долго смотрел вслед его сутулой, худощавой фигуре.
Глава 5
О недетских горестях маленького лунатика, происшествии в кладовке и Перпетуе Кай
Вилли не посмел ослушаться доктора и явился на следующий день к нему ровно в назначенный час. На этот раз он успел посетить основные школьные занятия и пропустил лишь урок спорта, от которого был освобожден по причине травмы.
Вновь пришлось ему занять место напротив Шольца и, напившись лимонаду, продолжить рассказ. Однако на этот раз – странное дело! – он чувствовал себя намного свободней, и речь его была не такой сбивчивой и скачкообразной. И начал он не с истории своей жизни, а с рассказа о том, как вчера вечером, после отбоя, благословенная сестра Эдит вновь принесла ему кружку того чудесного отвара, что забрал его страхи и позволил спать спокойно. Вилли начал уже привыкать к его вкусу, а завистливые взгляды, которые метал на него Карл-Бродяга, больше его не интересовали.
Услышав про невиданную заботливость одной из петровиргинок, доктор хмыкнул,