Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.. П. В. Ильин

1821 г. важнейшим звеном тактики защиты являлось доказательство отсутствия всякой реальной связи с тайным обществом, своей организационной непричастности к нему. Действительно, над членами тайных обществ после 1821 г. нависла угроза ответственности за «знание» планов переворота и цели «перемены правления», поэтому практически единственным способом оправдания представлялось доказательство случайности связи с участниками конспирации, отрицание какой-либо деятельности в рамках общества и особенно – в заговоре декабря 1825 г. Именно такой позиции придерживались А. А. Суворов, С. Н. Жеребцов, А. Н. Тулубьев и другие прощенные и освобожденные участники Северного и Южного обществ.

      Для участников военных выступлений декабристов главным элементом защиты служило доказательство неосведомленности о существовании тайного общества и политических планов заговорщиков. Так поступили офицеры-конноартиллеристы, гвардейские моряки. В том случае если следствие выявляло «легитимные» мотивы участия в мятеже (стремление не нарушить первую присягу Константину Павловичу), не отягощенного какими-либо «преступными действиями», следовало освобождение от наказания.

      Продуманная, последовательно проведенная тактика защиты на следствии сыграла не последнюю роль в освобождении от наказания ряда участников движения, в том числе весьма активных. Результаты сокрытия подлинных обстоятельств конспиративных отношений, несомненно, отразились в формулировках степени причастности к «делу», зафиксированных в документах следствия: записках о «силе вины», справках «Алфавита» Боровкова о членах Союза благоденствия, а также о В. Д. Вольховском, А. В. Семенове, А. А. Суворове, С. Н. Жеребцове, А. Н. Тулубьеве, офицерах-конноартиллеристах.

      Отрицание причастности к планам «перемены правления» (и, тем более, к обсуждению темы цареубийства и введения республиканского правления, планов мятежа и покушений) убеждало следователей в «слабой» виновности подозреваемого, особенно если не было других уличающих показаний. Тактика отрицания нередко приносила свои плоды и при наличии серьезных показаний уличающего характера, и при проведении очных ставок. В ряде случаев подследственные, первоначально обвинявшие тех или иных лиц, после проведения очных ставок или перед угрозой их проведения отказывались от своих показаний[302]. Упорное отрицание приводило в таких ситуациях к благоприятному исходу для подследственного: оно сыграло свою роль в случаях А. В. Семенова, Н. И. Кутузова, М. Н. Муравьева и др. Вместе с тем, нужно указать и на противоположные случаи. Так, Ф. Н. Глинка, П. Х. Граббе, А. Н. Фролов, несмотря на полное отрицание компрометирующих показаний, все же понесли административное наказание.

      Характерным примером трансформации такого рода оправдательной позиции в ретроспективный рассказ служат воспоминания С. П. Шилова, известного следствию в качестве участника тайных обществ до 1821 г., но не привлекавшегося к допросам. Эти воспоминания, написанные в 1850-е гг., отразили «сценарий» отношений мемуариста