Оба рабочих корпуса, общежитие и генераторная были расположены на «плато», или первом уровне, по выражению Стефано. Плавильный цех Кордиале хотел превратить в еще один корпус, но чуть позже.
В кабинете Стефано было прохладно и восхитительно сухо, и одно это могло поднять настроение на несколько пунктов. Традиционно все проекты, теории и наработки обсуждались именно здесь, в окружении бумаг, кружек кофе и трех компьютеров.
– «Не спрашивай, нельзя знать, какой мне, какой тебе конец предначертали боги, – с пафосом процитировал Стефано, едва завидев входящего в кабинет Левенхауза. – Пока мы говорим, уходит завистливое время: лови момент, как можно меньше верь будущему».
– Лови момент, – без особого воодушевления согласился Левенхауз, закрывая за собой дверь. Он устало опустился в кресло и закрыл глаза рукой.
Стефано с любопытством взглянул на него, захлопнул книгу, которую держал в руке.
– Что такое?
– Как могут люди жить в этом ужасном климате? – осведомился Левенхауз трагическим тоном. – Этот воздух можно пить, только вместе с чертовыми москитами.
– Зато сюда мало кто суется, – резонно заметил Кордиале, пододвигая к нему высокий стакан с водой. – Что в нашем случае просто замечательно.
Левенхауз что-то пробормотал, глотнул воды. За окном кипела жизнь экваториального леса; было душно, как перед грозой.
– Мне теперь даже ливень в Мюнхене кажется райской погодой. Прогулялся бы сейчас по парку, под соснами, потом зашел бы в церковь…
Стефано скептически выгнул бровь:
– Наука еще не убила религию?
– Я всегда был так себе протестантом, – проворчал Левенхауз, – но хотя бы не нарушал столько заповедей, как сейчас, – он сокрушенно покачал головой. – Не о таком я мечтал, когда… А, ладно, это все уже не важно. Зачем звал?
– Кое-что раскопал, – Стефано хитро прищурился, облокотился на стол и поднес сложенные домиком ладони к подбородку. – Я нашел еще одно звено в цепочке.
– Говорить без загадок ты так и не научился…
– Как ты помнишь, Прототип был найден через месяц после нашего прибытия в Конго. Восемь человек, которые обнаружили штамм, погибли, но не все сразу, а в течение четырех дней. Этот факт показался мне очень странным.
– Почему же? Иммунная система каждого человека могла отреагировать на вторжение инфекционного агента по-разному, и те, кто был слабее, умерли раньше. Тем более, что это был Эбола, а он коварен.
– А что насчет последнего? – быстро спросил Кордиале, внимательно следя