На троне Великого деда. Жизнь и смерть Петра III. Грегор Самаров

была одета в русское платье из темно-красного шелка, на ней был подбитый горностаем шушун из золотой парчи. На груди лежала голубая Андреевская лента, а шею обнимала темно-красная лента ордена святой Екатерины[15]; на золотой парче шушуна сверкали звезды орденов. Голову императрицы покрывал высокий кокошник, усыпанный сплошь драгоценными камнями и оканчивавшийся наверху небольшой императорской короной. Осанка императрицы была усталая, несмотря на все усилия побороть слабость; лицо сильно нарумянено и набелено, но благодаря этому тем яснее выступали утомленность и худоба провалившихся щек; глаза глубоко запали под сильно подведенными бровями, и даже гримировка не вполне скрывала темные круги под ними. Она опиралась рукой на плечо семилетнего великого князя Павла Петровича, сына ее племянника и наследника престола.

      Этот августейший ребенок, со своим нежным, слегка бледным лицом, хрупкой фигурой, вдумчиво озирающимися глазами, был точным портретом своей царственной тетки. Юный князь был тоже одет в окаймленный горностаем русский костюм из темно-синего шелка; четырехугольная горностаевая шапка покрывала его белокурые локоны; вместо пуговиц на жилете сверкали огромные бриллианты; на груди красовались голубая лента и бриллиантовая звезда ордена святого Андрея Первозванного[16].

      Позади государыни виднелась высокая, сановитая фигура графа Алексея Григорьевича Разумовского[17] в роскошном фельдмаршальском мундире. Больше в свите государыни не было никого; не было даже дежурных статс-дам[18], которые обыкновенно должны были быть готовы повиноваться мановению бровей ее величества.

      Елизавета Петровна медленной, чуть колеблющейся походкой подошла к барьеру ложи, камергеры подвинули кресло, она опустилась в него. Великий князь занял место рядом на высоком табурете, а графы Шувалов и Разумовский остались стоять позади государыни. Двери ложи заперли, и Елизавета Петровна мановением руки дала знак к началу спектакля.

      Занавес взлетел.

      Государыня облокотилась на спинку кресла, ее глаза наполовину закрылись – она была занята, казалось, более своими мыслями, чем зрелищем. Юный великий князь, воспитываемый в тиши и удалении от двора, присутствовал впервые при спектакле и, склонившись вперед, сверкающими глазами смотрел на сцену, производившую на него впечатление настоящего откровения.

      Больше всех был изумлен Фриц при виде этого блестящего, ярко освещенного зала, в котором было так мало народа и который казался потому еще печальнее и пустыннее. Он рассчитывал увидеть во время этого приключения, доставленного ему случаем, весь русский двор, о роскоши и блеске которого говорила вся Европа, а теперь видел лишь надломленную, похожую в своем сверкающем бриллиантами костюме на привидение императрицу да этого августейшего ребенка, который ни разу еще не появлялся в публике и о существовании которого вряд ли кто думал. Великий князь, герцог голштинский, который был целью поездки