– Никогда, господин мой, не смейте говорить так о моей сестре и о величайшем рыцаре на свете! – вскричал юноша, страшно вспыхнув.
– Ах ты, молокосос! – завопил граф. – Это тебя не касается. Сперва докажи мне свою правду, а потом и укоряй меня в неправде. Подобает ли, чтоб анжуец тешился моим домом, словно игрушкой? Неужели дозволить этому долговязому детищу черта и морских разбойников пакостить наши пастбища, попирать их ногами, чернить все и ломать, кричать вволю, ломать заборы – и безнаказанно давать тягу?.. Клянусь душой отца, я распоряжусь, чтоб Жанне была оказана справедливость!
Он повернулся к сестре. Та сидела молча.
– Ты говоришь, что сама послала его прочь? Куда же ты его послала? Куда он поехал?
– Он поехал к королю Англии, в Лювье и в лагерь, – ответила Жанна. – Не я его послала: за ним прислал король.
– А кто там еще, кроме короля?
– Мадам Элоиза французская.
Граф Сен-Поль прищелкнул языком.
– О! – воскликнул он. – Ого! Вот оно как? Так, значит, ей полагается куковать?
Широко рассевшись, он с минуту глубоко задумался, двигая челюстями, как человек, жующий солому, потом хлопнул своей ручищей по коленке и вскочил.
– Не я буду, если не разорю это гнездо пороков! Клянусь душой, это – чистый заговор! О, мерзкий вор!.. Ну, – обернулся граф к брату, – что ж ты теперь скажешь, Евстахий, своему величайшему рыцарю на свете? А что делать с твоей сестрицей? А?.. Ах ты, дурачок! Понимаешь ли, наконец, в чем дело? Два года, два медовых года услаждал он себя с Жанной Сен-Поль, обменивался из уст в уста пустыми клятвами, украдкой ловил ее пальчики и целовал, и обнимал… А таинство брака, договоры и выкуп невесты – все это он приберег для дочери французского короля… Псс! В какое ничтожество ее превратили!.. О, небо и земля! Отвечай мне, Евстахий, если можешь!
Все трое волновались, каждый по-своему: граф краснел и моргал; Евстахий краснел и дрожал; Жанна сидела белая, как скатерть, и тоже дрожала, но молча. Слово оставалось за юношей.
– Даю вам слово, я ничего про все это не знаю, господин мой! – смущенно вымолвил он. – Я люблю графа Ричарда, люблю свою сестру. Может быть, и было что-нибудь такое, за что я осудил бы одного из них, если бы любил только другого. Право, не знаю, но… – Он взглянул на бледное, словно застывшее лицо Жанны и высоко поднял руку. – Клянусь спасением души, я никогда этому не поверю! Любя, они сошлись, господин мой; любя, говорит Жанна, расстались. Я мало слышал о мадам Элоизе, но думается мне, что королям и их наследникам полагается жениться на дочерях королей, даже не по любви.
Граф вскипел:
– Ты дурак, как я вижу, а потому никуда для меня не годишься! Я должен говорить с мужчинами, оставайся здесь, Евстахий, и сторожи сестру, покуда я вернусь. Никого к ней не подпускай: ты за нее отвечаешь головой! Есть тут такие молодцы – подлецы, подлизы, сплетники… Не подпускай их, держи