Запрет на астрологию был таким же строгим, как и на колдовство. Будущее слишком ценно, чтобы делиться им с людьми низших каст. «Лучше быть шлюхой, Эсми, – говаривала мать. – Камни – всего лишь далеко бьющие кулаки. Лучше быть побитой, чем сожженной…»
Сколько лет ей было тогда? Одиннадцать?
– Знала, потому и отказалась учить меня…
– Она была мудрой женщиной.
Задумчивое молчание. Эсменет боролась с необъяснимым приступом гнева.
– Акка, как ты думаешь, они действительно знают будущее? Ну, звезды?
Короткая пауза.
– Нет.
– А почему?
– Нелюди считают, что небо – это бездонная, бескрайняя пустота…
– Пустота? Но как такое возможно?
– Более того, они считают, что звезды – это далекие солнца.
Эсменет хотелось рассмеяться, но потом она увидела – словно вдруг взглянула сквозь отражение в воде – как небесное блюдо тонет в невозможной глубине, как пустота громоздится на пустоту, бездна на бездну, и звезды – не солнца! – висят, словно пылинки в луче света. У нее перехватило дыхание. Странным образом небо превратилось в зияющую дыру. Эсменет безотчетно ухватилась за траву, будто стояла на краю обрыва, а не лежала на земле.
– Как они могут так считать? – спросила она. – Солнце ходит вокруг мира. Звезды движутся кругами вокруг Гвоздя.
Тут ей вдруг пришло в голову, что и сам Гвоздь Небес может быть еще одним миром, одним из тысячи тысяч солнц. В таком небе все может быть!
Ахкеймион пожал плечами.
– Предполагается, что им это рассказали инхорои. Что они приплыли сюда со звезд, которые на самом деле солнца.
– И ты им веришь? Нелюдям? Потому и не думаешь, что звезды прядут наши судьбы?
– Я им верю.
– Но при этом ты веришь, что будущее предрешено…
В воздухе сгустилось напряжение; трава сделалась колкой, словно проволока.
– Ты веришь, что Келлхус – Предвестник.
Эсменет осознала, что все время говорит о Келлхусе. О князе Келлхусе.
Краткий миг тишины. Смех среди разрушенных стен – Келлхус и Серве.
– Да, – сказал Ахкеймион.
Эсменет затаила дыхание.
– А что, если он нечто большее? Больше, чем Предвестник?
Ахкеймион перекатился на бок и подложил ладонь под щеку. Эсменет лишь сейчас заметила дорожки слез на его лице. Он плакал все это время – поняла она. Все это время.
«Он страдает… Страдает куда сильнее, чем когда-либо страдала я».
– Ты понимаешь, – сказал Ахкеймион. – Ты понимаешь, почему он мучает меня, ведь правда?
Ее кожа вспомнила прикосновение пальцев Сарцелла ко внутренней стороне бедра. Эсменет содрогнулась, и ей показалось, будто она слышит, как Серве постанывает и вскрикивает в темноте…
«Я просил тебя рассказать, – сказал тогда Келлхус, – каково это».
Она больше не хотела бежать.
– Завету не следует знать о нем, Акка… Мы