Да и младший сын Бернарда, Роберт, отлично устроился в семейном офисе. Хотя что с отцом, что с матерью Даниэль предпочитает сводить общение к минимуму. Хватит того, что набожная католичка Мэри в свое время решила, что отдать сына в семинарию – отличная идея.
Взгляд Даниэля сам собой находит грубо вырезанный крест над кроватью деда. Когда-то это казалось забавным. К тому же, родившись среди Эшей, Даниэль с детства знает, что есть в этом мире силы, не подвластные людям.
– Ты здесь из-за другого, – продолжает поскрипывать голос Бернарда. – Ты приходишь ради тайн.
Даниэль не отрицает. Как и много раз до этого.
– Да. Ты должен их кому-то передать. Так почему бы не мне?
– Ты слишком молод, чтобы подчинять лоа.
– Ты так не думал, когда тащил меня маленьким на кладбище ночью устраивать жертвоприношение твоим духам.
– Они не мои, они принадлежат всем Эшам. Связь с ними у нас в крови.
– Мне было двенадцать.
– Но ты начал их видеть. Пришлось задабривать лоа, не очень-то хотелось, чтобы в семье появился одержимый.
Даниэль так и не знает, бывали такие неудачные случаи в семье. Ни тогда, когда продрог на кладбище, наблюдая за ритуалами деда, ни после. Но видеть странное он и правда перестал, хотя оно его не покинуло – и когда вырос достаточно, начал интересоваться уже по собственному желанию.
И Даниэль достиг определенных высот. Но на старости лет Бернард Эш категорически отказывается обсуждать древнее колдовство.
– Прошло почти двадцать лет, – замечает Даниэль, – тебе не кажется, что достаточно? Я хочу знать всё.
Но Бернард Эш только упрямо молчит в ответ. Как и многие дни до этого.
– Еще не время, – старческий голос шелестит не громче начинавшегося дождя. – Я еще не умираю.
Даниэль мог бы поспорить. Он не общается с врачами, но знает, что те рассказывают о целом букете болезней – не зря Бернард почти не выходит из комнаты.
– Когда я буду умирать, то передам свои тайны. Но не раньше.
– Главное, успей, – вздыхает Даниэль и вытягивает ладонь за окно. На нее тут же падает несколько первых капель. Вдалеке грохочет гром.
Favillae exanimes (лат. «потухший пепел»)
(Мэтт)
Когда я понимаю, что проваливаюсь в сон, засмотревшись в окно, становится слишком поздно – голова уже клонится набок, теперь не получится сделать вид, что просто задумался. Хорошее начало, Мэтт. Кому-то определенно стоит спать побольше.
Из приоткрытого окна веет ночной прохладой, что-то гулко ухает в придорожных кустах, ломая хлипкие ветки лелеемых Линдой магнолий, исчезает куда-то за город, в болота… Даже думать не хочу, привиделось мне это или нет, а спросить тут не у кого. Да и вообще пора бы уже проморгаться и прийти в себя, а то скоро начну путать реальность и вымысел.
Итак, вот я опять в этом кабинете, насквозь пропахшем дешевыми женскими духами и