Когда она шла из церкви и проходила ворота, и размышляла о том, что сейчас с нею произошло, – нищий, сидевший на пустой бумажной коробке, спросил милостыню…. Она подала. А он, всмотревшись в её задумчивое лицо, сказал, что в ней «душа светится». И от этого ей стало ещё теплее…
Словно распахнулось всё внутри, и разлетелись ещё дальше, и без того безбрежные, границы непостижимой, странной синевы и дали. И Голубице ещё привольнее стало летать в сказочно-прекрасных, ангельских просторах. И она ясно ощутила себя виноградною гроздью на Лозе…
Лоза протянулась откуда-то прямо к сердцу. Так всё оставалось с нею и дома. И весь тот вечер, пока она не уснула, Лоза цвела в душе, и Голубица привольно порхала в невероятно-радостных небесных раздольях надежды и любви…
ПАРИЖ
В пепельно-серый и сырой балтийский воздух, над бескрайнею степью моря, черными, средневековыми стенами, выставлен старый рыцарский город…
По его гранитным переулкам ходят потомки чуди, с особой тоскою души в обветренных глазах.
Современно одетые люди столь сильно контрастируют с древним духом величественно-благородных домов, что кажутся ненужными, случайными странниками неведующими, куда им идти.
Башня тевтонских братьев голо вздымается над городом и морем, словно высматривая в холодной хляби корабли римских легатов-крестителей…. А на опустевшем рынке, совсем рядом с башней, в толпе матросов, продавая за большие «тыщи» косметику, стоит невысокого роста, с «животом» и короткой бородкой, человечек. Моряки не верят, что зеркальце и какие-то разноцветные порошки в пенальчике, из самого Парижа привезены. На их вопрос, человечек смеётся, словно кашляет, и давит из себя: «Увы! Увы! Это Париж! Да! Хе – Хе! Увы, Париж!»
Матросам косметика ни к чему, но они столпились и смотрят, с замиранием сердца, на «хорошую жизнь», и почти у каждого сейчас на душе щемящая тоска о том, что так хотелось им увидеть и услышать, а ведь не увидели и не услышали; и хотя бы только одним глазом-то мечталось посмотреть, а ведь и не посмотрели; и только-то один-единственный вздох сделать, и не сделали, в той самой счастливой, сказочной, чудесной стране – «загранице»!
Матросы смотрят, и блестят глаза под бескозыркой, а низенький и плотненький мужичек всё кашляет и давит из себя: «Увы! Хе-хе! Париж! Париж!»
(конец)
САМОУБИЙСТВО
«Должно быть многим из людей, хотя бы один раз в жизни случалось, вольно или невольно, побывать в том необъяснимом состоянии души и духа, когда вдруг всем своим простым разумением, начинаешь понимать, что прежнее твоё пребывание на земле было подобно пребыванию праха, летящего по произволу сумасбродного ветра, а представление о своём мессианском предназначении в жизни, которое, как ты сам о себе вообразил,