На этот раз он застал хозяйку дома на кухне. Дверь на веранду была открытой, так что он вошел без стука. Ребекка как раз терла тряпкой, как сумасшедшая, сверкающий чистотой рабочий стол, чтобы тот стал еще чище. Это было так нетипично! Все ее домашние дела раньше велись скорее небрежно, потому что у Ребекки не было ни времени, чтобы заняться этим самой, ни желания, чтобы контролировать свою довольно ленивую уборщицу. Когда Кемпер навещал их с Феликсом, его всегда умилял небольшой хаос, который вызывал у него чувство домашнего уюта. Он, бывало, сидел у них вечерами в большой неубранной кухне с бокалом вина за столом и наблюдал, как жена его друга готовит спагетти и торопливо смешивает их с готовым покупным соусом.
А теперь эта совершенно изменившаяся женщина, что была перед ним, все больше пугала его.
– Хелло, Ребекка, – произнес гость.
Конечно же, она слышала скрип калитки и, возможно, еще до этого звук мотора его машины, поэтому не испугалась, а продолжила равнодушно стирать со стола несуществующую грязь.
– Молодежь отправилась в море на яхте, – сообщил Кемпер. – Мариус – настоящий профи, это можно было заметить еще при наладке им снастей. Так что можешь не волноваться.
– Я и не волнуюсь, – ответила Ребекка.
– Я обещал забрать их в порту в четыре часа. Альберт говорит, что у нас ожидается мистраль, поэтому они должны вернуться пораньше.
– Это, конечно, разумно.
– Да… – Максимилиан нерешительно посмотрел на женщину и вдруг совершенно неожиданно, охваченный навалившейся сильной злобой, рывком схватил ее за запястье, вынудив прекратить ее идиотское занятие. – Черт побери, Ребекка, я не могу этого видеть! Я просто не могу этого больше видеть! Как ты заперлась в этом доме и растрачиваешь свою жизнь на ерунду, и выбрасываешь свое время на то, что чистишь абсолютно чистую кухню, наверное, уже в сотый раз за последние два дня! Это уже похоже на болезнь! Это не ты! Это самая скверная и ужасная растрата жизни, и энергии, и способностей, которые мне когда-либо приходилось видеть!
Женщина попыталась освободиться из его рук.
– Сейчас же отпусти меня, Максимилиан! Сейчас же!
– Нет. Потому что ты опять начнешь обрабатывать эту доску, пока не дотрешь ее до дыр! Завтра я поеду обратно в Германию и больше никогда не появлюсь в твоей жизни, но прежде хочу сказать тебе, что не испытываю к тебе больше никакого сочувствия. Нет у меня сочувствия к сентиментальности и трусости, с помощью которых ты отметаешь все, что у тебя осталось, кроме смерти Феликса. Можно понять твою скорбь, твою боль, слезы, жалобы… что бы там ни было. Но невозможно понять то, что ты явно собираешься оставшиеся пятьдесят лет своей жизни провести в этой проклятой глуши в полном одиночестве и с утра до вечера чистить и без того стерильный