В ряде районов (Анчхой-Мартановский, Ачалукский, Пригородный и др.) были случаи, когда лучшие земли оставались в руках единоличников. Размер таких угодий доходил до 19 га на одно хозяйство, в то время как на одно хозяйство колхозника приходилось 2,5 га[113]. Существовали карликовые колхозы, по 20/30 хозяйств, которые на деле оставались тейпами, лишь сменившими вывеску.
В горных же районах, где все земли были отнесены в категории террасовых (т. е. расположенных уступами, по склонам и малопригодные), несмотря на наличие 158 колхозов, объединивших 33 205 хозяйств, или 99,8 % от всех хозяйств горных районов, индивидуальное землепользование фактически оставалось основной формой уклада жизни.
Из пригодных для пахоты земель было обобществлено сенокосных угодий лишь 32 %. Не было обобществлено 152 413 га пастбищ[114]. В январе 1940 г. в Чаланчожском, Итум-Каменском и Чеберлоевском районах в личном пользовании колхозников находилось 67 % земель, около 90 % лошадей и крупного рогатого скота, около 80 % овец и коз[115]. Одна девятая часть дворов колхозников горных районов владела до 30 % общего поголовья коров (по 9,3 головы в среднем на одно хозяйство, что было в 2,7 раза больше, чем поголовье коров на всех товарных фермах колхозов горных районов)[116].
В. И. Филькин, исследователь вдумчивый и глубокий, приводит в одной из своих работ несколько примеров торговли землей в колхозах. В 1937 г. в селении Плиево Назрановского района председатель правления колхоза им. Буденного Плиев продал колхозникам и единоличникам 200 га земли. В том же районе председатель правления колхоза «12 лет РККА» Евлоев продал колхозникам и единоличникам 200 га пахотной земли и 200 га сенокосных угодий[117].
В «Очерках…» откровенно признается, что «…личное хозяйство оставалось основным хозяйством горцев»[118].
Одно из объяснений состоит в том, что в руководство колхозов, мол, проникли кулацко-мулльские элементы. В свою очередь их проникновение объясняется серьезными ошибками местных советских органов. Что это за «серьезные ошибки»? Оказывается, они заключались в неправильной оценке структуры чечено-ингушского общества, в отрицании существования кулачества среди чечено-ингушского населения и как результат такого взгляда сохранение во многих случаях кулацких хозяйств. Не так давно, в 1973 г., на X пленуме Чечено-Ингушского обкома КПСС резко осуждался «внеклассовый подход в оценке исторических явлений, идеализации прошлого…»[119].
Наиболее часто приводимый пример