Вот оно. Целься. Пли.
– Я хочу помогать жюри на конкурсе косплееров. Не просто быть звездой экрана, позирующей перед фотокамерой. Я хочу быть частью фэндома.
– Частью чего? Фэндома? – На идеально гладком лбу папы проступают мельчайшие морщины – верный знак того, что его переполняют эмоции. – Это непопулярно, Дэриен.
– Пожалуйста, всего один раз. Чтобы показать, что я один из них.
– Но ведь это не так.
Я поджимаю губы.
– Я же все равно там буду. Мы могли бы сделать это популярным.
Марк ерзает в кресле, явно что-то подсчитывает в уме. Опустится ли Крис Пайн до того, чтобы судить конкурс костюмов? А Крис Эванс? А Крис Хемсворт?
– Это будет непросто, – говорит он наконец.
– Но если ты позволишь мне…
Он поднимает палец, останавливая меня.
– Думаю, это может сработать. А «ЭкселсиКон» наверняка будет рад согласиться на это. – Он делает еще глоток пива. – Да, полагаю, мы можем сделать из этого рекламу. Держать тебя на первом плане, у всех на виду. Ты гений.
Мне не нравится хитрое, расчетливое выражение, медленно проявляющееся на его лице. Что он придумает? Не уверен, что хочу это знать. Однако он не сказал «нет». В кои-то веки я победил.
– Спасибо.
Долю секунды мне очень хочется добавить «папа».
Не помню, когда я наконец уснула после последнего сообщения, но точно знаю, когда я проснулась.
– Даниэлль, – орет мачеха, сдирая с меня одеяло, – вставай!
Я бормочу что-то невнятное и морщусь, потому что она направляет фонарик мне в лицо.
Сильный дождь хлещет в окно, молния зигзагами пронзает небо. Я кошусь на часы, но в темноте их не видно. Наверное, шторм оборвал провода. Кэтрин почти не слышно сквозь завывания ветра, почти, но она никогда не позволит себя перекричать.
– Поднимайся!
Я едва успеваю заметить ее волосы, намотанные на толстые массажные валики, и нелепый шелковый халатик. Она за руку вытаскивает меня с кровати. Я протираю глаза и плетусь за ней, ее ногти по-прежнему врезаются мне в запястье. В конце коридора она наконец отпускает меня.
– Что случилось?
Она указывает наверх ярко-розовым когтем. Я сонно моргаю. На потолке проступает темное пятно. Сердце уходит в пятки. Течь. На чердаке.
– Кажется, я велела тебе его починить.
На другом конце коридора выглядывают из спальни близняшки. Отлично, нас еще и подслушивают.
– Ты хоть что-то можешь сделать нормально? – шипит мачеха, скрещивая руки на груди, там, где на халате несколько мокрых пятен. Наверное, и у нее в комнате тоже течет, иначе она не стала бы меня будить.
– Я чинила, – бормочу я. Не то чтобы это имело значение. Тем более что она все равно продает дом. – Наверное, ветер опять сбил черепицу.
– Наверное, ты ее не чинила. – Я переминаюсь с ноги на ногу, а она не отрывает от меня взгляда. – Ну и?
Я непонимающе смотрю на нее. Она снова указывает на потолок.
– Залезай