Джаным. Рената Каман

любые другие ароматы. Значит, это её любимые цветы. Да, они, как никакие другие, подходят ей больше всего. Нежные и сильные. Она так же, как и эти белые лилии, поглотившие все остальные ароматы, вытеснила всех возможных и бывших женщин из моего сердца, не предоставив им ни малейшего шанса. До сегодняшнего утра мне никто не дарил цветы. Считается, что это прерогатива женщин. Глупости. Цветы от любимой женщины – это чертовски приятно. Цветы и любимая женщина – приятно вдвойне.

      Открываю окно, и аромат лилий тут же вырывается наружу, смешиваясь с сырым осенним воздухом. Последние три дня в столице дождливо и сыро – конец сентября, как-никак. Солнце лишь изредка балует своим появлением – в основном, лишь тучи, да серость. Если бы она только намекнула мне о возможной встрече сегодня вечером, я бы бросил всё и примчался в любой уголок Земли, куда бы она ни сказала. Я бы отменил все встречи и празднования, отключил свой мобильный, который с утра разрывается трелью, отвёл бы её в свой любимый ресторан, где подают самые вкусные блюда, потом обнимал бы её крепко-крепко и никуда бы не отпустил. Только мы с ней вдвоём – и никого больше.

      – С Днём Рождения, любимый!

      Невольно вздрогнул и обернулся. В дверях кабинета стояла Ольга. Машинально положил открытку в карман брюк. После того разговора в отеле, когда мы с Анной повздорили, на утро, вернувшись домой, я сказал Ольге, что нам не стоит продолжать отношения. Она ничего не ответила, лишь встала и молча вышла из квартиры. Она не стала устраивать истерик, собирать вещи, просто ушла. Через две недели она вернулась. Две недели молчания: ни звонков, ни записок, ни сообщений – ничего. А потом просто позвонила в дверь, я открыл – она молча вошла в квартиру, присела в кресло. Я подумал тогда, что она пришла забрать свои вещи. Окончательно. Что я почувствовал в тот момент? Ничего. Не было ни страха, ни отчаяния, ни сожаления – я просто стоял и смотрел на неё. Затем мне ужасно захотелось извиниться перед ней за то, что я так и не смог дать ей того, что она так отчаянно пыталась получить от меня, что я не смог её полюбить. Она же продолжала сидеть в кресле и молчать. Я знал, что ей тяжело, что ей невыносимо больно, что, возможно, она разочарована. Я понимал, что нужно поговорить, что нельзя расставаться вот так, не проронив ни слова, в глубокой тишине, будто мы чужие люди, но продолжал стоять возле двери в ответном молчании. Затем она встала, подошла, прижалась ко мне и заплакала. Она сказала, что не готова уйти, что я рано или поздно всё осознаю, что я смогу её полюбить, а она даст мне время. Она готова ждать. «Прости меня» – это всё, что я тогда смог ей ответить. Затем она приготовила ужин, который мы съели в неловком молчании. Я всё смотрел на неё тогда и не мог понять, отчего мне так стыдно перед ней. «Я не смогу дать тебе того, что ты хочешь», – сказал я ей шёпотом. «Мне ничего от тебя не нужно, просто будь со мной рядом», – ответила она, посмотрев мне в глаза.