Ай да Танька! Ай да молодец! Чем не Шекспир?
В конце спектакля председатель СЖ с лицом «чего изволите?» Попов, мадам с поджатыми губами, рассыпающаяся старушка-общественница, двухметровый дипломат Ван Брюгге, или как его там, и другие сошки помельче расходились молча.
Они мучительно размышляли, – кто кого оставил в дураках?
Зато мои потуги принесли результат – впервые в жизни я написала протокол.
ГРЭП баттл
Наша начальница была как ядрёная закваска. Вокруг неё крутились все, подчиняясь совершенно бешеному темпераменту. Она правила бал как заправский режиссёр, заставляя людей то взметаться ввысь, то уходить в затяжной штопор.
Особенно удавались обильные застолья по любому поводу.
Поздними вечерами, промёрзнув в зимнюю стужу в пробежках по участку, я заскакивала на гостеприимный огонёк в администрацию ГРЭП’а на Дрюсовом (название изменено).
Пили все и мне наливали. Было тепло и уютно.
Справляли и дни рождения, и Новый Год, и другие праздники. Во главе стола восседала начальница и дирижировала ходом трапезы. Как ни странно, хотя и наблюдался некоторый диктат, это сплачивало. У неё был размах своевольной, решительной бандерши с зычным, хрипловатым голосом.
И вот однажды, не уразумев сценарий, в припадке полупьяной влюблённости во всех, я начала читать стих Бродского.
Ты забыла деревню, затерянную в болотах
залесённой губернии, где чучел на огородах
отродясь не держат – не те там злаки,
и дорогой тоже всё гати да буераки.
Среди слушателей большинство родом из деревень, поэтому рассчитывала на понимание,
но не учла, что главный режиссёр и актёр – не я.
После наступившей тишины в бой пошла наша тяжёлая артиллерия.
Артиллерия тоже читает стихи, тоже проникновенно и возвышенно, ничуть не хуже своих подчинённых. Стихи длинные, про войну, стихи Исаковского, слышали такого?
Стук ножей и вилок почтительно прекратился.
В благоговейной тишине зазвучал главный голос.
Он разливался полнотой вод Инда и Ганга, поднимал нас к вершинам Гималаев, звенел сокровенными признаниями, разверзая перед притихшими слушателями экзистенциальные пропасти.
Словом, главный режиссёр творила чудеса. Однако в содержательной части были свои особенности.
Речь шла о молодом бойце, залёгшем с пулеметом в окопе.
Он лупил по фрицам и почему-то при этом переговаривался со своей мамой. А мамины глаза, лучась сквозь боевой дым, вдохновляли его на подвиг проникновенным голосом. Он что-то спрашивал и обещал в крике, а они ему отвечали опять же проникновенно. В дыму и грохоте носились сверкающие мамины