– Я не то чтобы не люблю, я, ну, люблю иногда, временами. Когда мне это не мешает.
– Ну вот, – удовлетворенно сказал китаец, – значит, нужно было спасти.
– Почему я? Почему бы тебе или кому-то еще не спасать ваших дурацких кошек, мне есть чем заниматься! Кто вообще решил, что я должна спасти эту чертову кошку? Вот ты мне скажи, какой идиот?
– Я так решил, – сказал китаец, снова начав поглощать рис.
– ПОЧЕМУ? ЗАЧЕМ ТЫ так решил?!
– Это мой мир, я решил, что так будет лучше. Живая кошка лучше дохлой. Хотя, по большому счету, все равно. Вот, например, спасенную тобой кошку сейчас варят в котле те, кто обороняет крепость.
– Это ужасно, – сказала Рапунцель, закрыв глаза руками, как бы прячась от плавающего в кипящей воде трупика.
– Не знаю, но только они счастливы, им нечего было есть шесть дней, так что кошка – неплохой вариант. Тем более что на свободу-то она рвалась, чтобы окотиться. И благодаря тебе она смогла-таки это сделать. Еще и обороняющимся жизнь спасла. Видишь?
Не поняв, что именно она должна увидеть в съеденной кошке и чем она отличается от просто сдохшей, Рапунцель спросила:
– Вот ответь мне, как? Как вот ты решаешь, что должно быть так, а не по-другому?
– А как ты решаешь, что хочешь есть, а не в туалет?
Вопрос поставил Рапунцель в тупик, и она решила сменить тему.
– Что это за место? – произнесла Рапунцель тоном, не терпящим возражений, и, не дождавшись ответа, сказала:
– Похоже на сон…
– Это и есть сон.
– Чей сон? Мой? – спросила Рапунцель.
– Твой, мой, наш, их, – он кивнул себе за спину. – И их тоже, – он кивнул в сторону земли.
– Как я могу быть твоим сном, если ты в моей голове? – спросила Рапунцель.
Китаец вдруг встал с застывшим удивлением на лице, как будто ему сказали, что он ушел из дома, оставив чайник на плите, подошел к краю облака и стал что-то внимательно разглядывать, перегнувшись вниз. Удовлетворенный осмотром, он вернулся на свое место и сказал:
– Нет, в твоей голове нас точно нет.
– Хорошо, тогда объясни мне, что это все вокруг? – и Рапунцель широким жестом показала на окружавшее их пространство.
Китаец проводил взглядом ее руку и, умиротворенно улыбнувшись, изрек:
– Это все сон Брахмы.
– Кого?
– Брахмы.
– А кто это?
– Чувак какой-то.
– Ты так спокойно об этом говоришь, ты понимаешь, что ты в чьем-то сне, и тебе все равно? А кто такой этот Брахма, зачем ты ему снишься и зачем я снюсь тебе?
– Об этом знает только Брахма… Ну или тот, кому он снится.
Эта новость повергла Рапунцель в шок.
В этот момент произошла новая неприятность: в какой-то момент, точно не отследить, но Рапунцель с удивлением обнаружила, что китаец как бы разговаривает не с ней, а со своей глиняной миской, причем миска отвечает ему ее, Рапунцелевым,