– Мы так не договаривались! – с облегчением рассмеялась Маргарита. К счастью, Макс не проявил интереса к подробностям Олиной занятости, избавив от необходимости увязать во лжи, что женщина до крайности не любила.
Но с хлопком двери кабриолета неловкость вновь овладела Маргаритой, и водителю пришлось изрядно постараться, чтобы совместный путь не прошел в молчании. Редкие фразы для поддержания беседы тонули в беспокойных мыслях о часах, которые им предстояло провести наедине. Оля должна была выступить гарантом того, что они с Максом не позволят себе ничего лишнего, и отдых за городом ограничится рамками дружеского общения. Отказ дочери от поездки затруднял положение. Теперь следовало рассчитывать на свои собственные силы и на твердость мужского характера, что виделось ей весьма проблематичным. Хотя в последние дни Максим стал гораздо сдержаннее и перестал донимать ее разговорами о чувствах. Словно заучивая урок, Маргарита твердила себе о том, что пылкий юношеский энтузиазм скоро окончательно сойдет на «нет», и они смогут без особого труда выйти из щекотливой ситуации, в которой оказались благодаря резкому повороту судьбы. Но торжество разума приносило не радость, а горькое сожаление, и в душе женщины постоянно сидело тревожное ощущение, будто она пропустила в своей жизни нечто большое и значительное, не успев разглядеть его очертания в густом событийном тумане.
Макс привез ее в изумительное место. Маргарита и не подозревала, что неподалеку от города сохранились еще такие живописные красоты, не испорченные цивилизацией. Большая ромашковая поляна, над краями которой простирались ветви раскидистых деревьев массивной лесополосы, заставила ее замереть в немом восторге. Первые десять минут она только переводила взгляд с Максима на окружающий пейзаж и обратно на Максима, не находя слов от восхищения, и лишь потом благоговейно сделала первые шаги по цветочному ковру. Она пробиралась медленно и осторожно, старательно раздвигая стебли, чтобы не повредить доверчиво поднятые к солнцу бело-желтые соцветия, шепча попеременно: «привет!» и «извините!», в зависимости от того – кивала ли ей ромашка в ответ или пригибалась, придавленная к земле ногой. Маргарита так увлеклась процессом, что забыла про повод, по которому она здесь, и раздавшаяся сзади музыка вначале резанула слух чужеродностью природным звукам. Резко обернувшись на источник, она застыла, как вкопанная, не в силах поверить в происходящее. Все выглядело именно так, как рисовалось в неясных детских воспоминаниях: уютная клетка пледа сине-голубым островком выделялась на фоне зелени травы. Из приоткрытой плетеной корзинки выглядывало горлышко бутылки вина. Маленькая белоснежная скатерть манила щедрым угощением. Только вместо мамы и папы ее фотографировал искрящийся весельем Макс. Пытаясь остановить признательные слезы, Маргарита до боли закусила губу, борясь с диким желанием броситься к нему на шею и расцеловать