– Но, мамочка… – пытаюсь перебить я.
– Милая, это вопрос жизни и смерти. – Мама прижимает меня к себе крепко-крепко. – Если не выйдет, если хоть что-то пойдет не так, если у кого-то возникнут хоть малейшие подозрения – это смерть. А жизнь, если все у нас получится, будет подлинная, настоящая, полноценная жизнь, жизнь для тебя – с друзьями, с интересной работой, а когда-нибудь, со временем – уже и со своей собственной семьей. – Она переходит на шепот и прижимается щекой к моей щеке. Такое ощущение, что уже навсегда прощается.
– Я не хочу расставаться с тобой и с Эшем! – печально всхлипываю я. В груди у меня все еще царит ярость, но тяжкая грусть, тоска уже подбираются к ней.
– Ты заслуживаешь лучшей доли – в нормальном мире. Доли полноценного человека, – отзывается мама, и часть меня уже готова с ней согласиться, но… Это все равно что голодающей девочке предлагать отравленную еду. Она бы и рада наброситься на угощение и проглотить его поскорее, потому что нуждается в нем каждой крупицей своего существа, но ведь знает, бедняжка, что…
– Ничего такого особенного я не «заслуживаю», – возражаю я.
– Заслуживаешь, – возражает мама. – И гораздо большего, чем думаешь.
Что-то в ее интонации привлекает мое внимание, заставляет запнуться.
– Что ты хочешь этим сказать? – настороженно спрашиваю я.
Она прикусывает губу.
– Да нет, ничего, просто так…
– Мама! Не скрывай ничего.
И она мне рассказала все. И вправду, лучше бы не рассказывала.
От подлинной истории моего появления на свет мир навсегда перевернулся для меня вверх тормашками.
Когда мама узнала, что в положении, ее только что сделали главным архивариусом, и она с головой была погружена в такую прорву важнейших дел, что ее ведущим доктором на семейном совете решили по факту назначить папу. Это позволило ей первые несколько месяцев не пропускать ни единого собрания на работе – за ее правильным питанием следил отец, прямо на дому. Он же делал ультразвуковые снимки и контролировал здоровье плода. Беременность протекала без осложнений, так что казалось – опасаться нечего, и можно передоверить заботу о маме узкому специалисту уже на более поздних сроках.
Так все и шло, хорошо и благополучно, до третьего месяца, а на третьем месяце папа «услышал» в животе у мамы два бьющихся сердца.
Что надлежало делать маме? К чему в такой ситуации обязывал ее закон Эдема? Немедленно доложить о своем состоянии в Центр и оставить судьбу обоих зародышей на его усмотрение. В большинстве подобных случаев одного из них умерщвляют немедленно. Специальная коллегия постановляет, кому умирать: