– Возможен ли такой лифт с технической точки зрения? – усомнился я.
– Это было придумано уже давно, – ошарашил меня Боев, – Это ещё Артур Кларк придумал.
– Земля наша вертится. Что же, и корабль станет крутиться вместе с Землёй?
– Да. Это называется геостационарная орбита. Не только «Мир», много и других станций на этой орбите и крутятся вместе с Землёй.
– Как самолёты будут облетать этот лифт? И потом молнии станут бить, уходя по нему в Землю.
– Знаешь ли, ты хорошую мысль подал, – сиял Родион Борисович, – Мы с этого лифта станем ещё и электричество извлекать, которое, только для начала, осветит нам всю Сибирь. Понимаешь ли, если удастся построить эту штуку, то можно сразу пять глобальных задач решить. Тут проблема не в самом соединении. А в том, чтобы это соединение не оборвалось. Вся эта «фигня» будет такая тяжёлая, что будет рваться под собственным весом.
– А ведь это «вавилонская башня», – засмеялся я.
– Совершенно верно. В чистом виде «вавилонская башня», – согласился со мной Боев.
Беридура отошёл, оставив нас. Кто-то позвал его пить пиво. Станислав Мазаевич не мог игнорировать такое приглашение.
– Надо сделать даже не дирижабль вакуумный, – продолжал Боев, – Это пустяки. Следует сделать вакуумные шарики. Если такую штуку изготовить, то мы сможем делать всё, что угодно. Маленькие платформы, летающие в воздухе столы, кровати, летающие машины. Всё, что угодно.
– То есть сама возможность использования «приручённого» вакуума, больше и значительнее дирижабля?
– В принципе – да!
Тут, чёрт меня дёрнул, сказать Родиону Борисовичу о том, как Сорванцова схватила в магазине меня за руку и долго не отпускала.
Боев покраснел и принялся расхваливать супругу:
– А какая жёнушка у меня умница, такой знатный ужин мне вчера устроила! Как же она меня любит.
– Знамо, как. Помнишь, в постели со студентом застал? – припомнила Боеву Зинаида Захаровна Медякова.
– Это же было всего один раз, – стал оправдываться Родион Борисович. – И потом, жёнушка обещала мне, что подобное больше не повторится. Я ей поверил и простил.
– Не надо тебе было на красивую и молодую зариться. Сам-то, поди, не Аполлон Бельведерский. Впрочем, я тоже в юности ветреной была, – стала вслух вспоминать Зинаида Захаровна. – Ветрена и красива. Кудри спадали мне на спину и доходили до коленных изгибов. На высокую грудь мою можно было положить томик Большой Советской Энциклопедии, а на книгу поставить до краев наполненный стакан с водой. И представь, грудь всё это держала.
– Где же хотя бы остатки от всей этой роскоши? – ответил любезностью на любезность кормилец кошек.
– Старость, Родион. Этим всё сказано. Годы хоть какую красоту исказят.
– А какие твои годы? Ты же меня на десять лет младше, а выглядишь так, словно мы сверстники, – поддел Боев.
– Я ведь женщина, – не обидевшись, парировала