Его мать не пришла, когда закончилась передача «Живите, смеясь». Начались десятичасовые новости. Мы послушали Биг-Бен и анонсы. Дэнни сказал, что все в мире идет не так.
Потом позвонила его мама. Сказала, что старику, за которым она ухаживает, все еще нехорошо.
Я спросил Дэнни, можем ли мы еще порисовать. Он не сводил глаз с телевизора.
– Мама скоро придет, – сказал он.
– Давай, Дэнни, давай порисуем, а то я кое с чем не могу разобраться.
– С чем?
– Да с линиями.
– С линиями? – спросил он. – Которые рисуешь?
Я кивнул.
– Линии – это просто, – сказал он. – Хочешь, я тебя научу, как их рисовать?
К полуночи, когда его мать позвонила в дверь, у нас было множество листов, полных линий, проведенных фломастером.
– Не такие прямые, как я хотел, – сказал Дэнни, – но суть ты понял.
– Достаточно прямые для того, чем я занят.
– А чем таким ты занят, для чего нужны непрямые линии?
– Книгой.
– Как она называется?
– Книга линий.
Через неделю мы отрабатывали изогнутые линии. Потом, поиграв в игры со звуками, дали каждой фигуре собственный голос. Дивились тому, как фигуры могут рассказать, что кто-то хочет есть, замерз, что ему страшно, скучно или грустно.
Я пытался поведать мальчику о том, как часто жизни людей меняли изогнутые линии, которые люди медленно читали по бумаге, песку или камню.
Дэнни слушал.
Прошли недели, прежде чем, связывая карандашом фигуры из линий, Дэнни узнал в них то, что было в школе, и внезапно расхотел продолжать.
Я без гордости признаюсь в том, что подкупал его плитками шоколада, но мы были уже так близки: он знал голоса всех букв, и нужна была лишь уверенность, которая пришла бы с упражнением.
Два месяца спустя за питьем на ночь – прорыв.
После десяти минут рассматривания банки с порошковым шоколадом с губок Дэнни сорвалось слово «растворимый».
Он с визгом носился по дому.
Вскоре его мать разрешила мне отвести его в библиотеку, где Дэнни учил мистера Хьюго всякому: про динозавров, кометы, золотоискателей и пар.
Когда Дэнни исполнилось двенадцать, его мать влюбилась в шотландца, и они переехали в Глазго. К тому времени дела Дэнни в школе шли хорошо, и у него была любимая подруга по имени Хелен. Рыжая, с низким голосом. Ее отец работал в банке. Очень важный человек, говорил Дэнни. Они приходили после школы. Дэнни, вежливый мальчик, всегда следил за тем, чтобы у нее было вдоволь питья, еды – и что-нибудь, куда можно положить ноги, пока смотришь телевизор. Он, должно быть, заранее объяснил, что голова мистера Хьюго может напугать, потому что первыми словами Хелен, когда мы познакомились, были:
– Разве не здорово, что все люди разные?
Она не спрашивала, что со мной случилось, и я был рад, потому что ничего не помню. Помню только, что очнулся во французской больнице в теле, которое не узнал. Помню кое-что из того, что совершил, потому что мне являлись лица.