– Разве это поможет тем, кто погиб? – зло выдавливаю я.
– Поможет разобраться в причинах.
– Каких причинах? Я при чем?! – вскрикиваю, и тут же забиваюсь в угол дивана от ее гневного взгляда.
– Может и не при чем, но ответить нужно.
– Кому?
– Тебе, прежде всего, – уже ласковей отвечает она.
Щупаю рукой обсохшие губы. Жутко хочется пить.
Женщина встает и бесшумной походкой подходит ближе. Садится рядом, прикладывая руку мне на плечо.
Я чуть отстраняюсь: не люблю прикосновения чужих людей.
– Ты рада, что Марк выжил?
Меня это задевает. Я максимально отодвигаюсь.
– Что вы говорите? Конечно!
И здесь меня скручивает от ослепительной боли. Я сжимаю беспомощно живот, но это не помогает. Из глотки вырывается стон.
– Вика? – Вера Васильевна склоняется и смотрит на меня. Свет больно режет сетчатку. Женщина отодвигает мою руку, и я вижу, как яркое алое пятно расплывается по футболке.
Глава 3. Кто ты?
В каморке полумрак. Приоткрываю тяжелые веки и вижу обеспокоенное лицо Марины, а поодаль – Бенедикта Егоровича. Они говорят приглушенно, почти шепотом. Я не могу разобрать смысл.
– Давай, и начнем…
– Хорошо, – отвечает девушка и прокалывает мне кожу на внутренней стороне локтя, после чего я медленно уплываю в морок сна.
С глубоким вдохом выскакиваю из объятий Морфея. Будоражит назойливое ощущение, будто на меня смотрят.
Не моя палата – совсем другая. Широкая и чистая. Отмечаю красивый узор на паркете и персиковые шторы с ламбрекенами. Освещение в комнате от небольшого бра на противоположной стене.
– Вика… – кто-то шепчет в стороне. Нервно вздрагиваю и поворачиваю голову.
На меня смотрит синеглазый черноволосый мужчина. Ковыряюсь в памяти кто это может быть, и меня, словно кнутом, встегивает воспоминание – Марк.
Он какой-то другой, не такой как тот. Совсем другой, будто обновленный.
Сколько я пролежала в отключке? Почему нахожусь здесь?
Кровати стоят рядом. Нас разделяет провал шириной в локоть. Лицо мужа сухопарое и светлое: никаких бинтов и пластырей, ни одной гематомы. Несколько ссадин и царапин на подбородке и три скобы возле нижней губы.
– Сможешь подойти? – шепчет он. Голос кажется немного охрипшим.
Я замираю. Натягиваю повыше одеяло. По ощущениям я в тонкой ночной сорочке, считай, почти голая. Что я здесь делаю?! Где моя норка?
Марк ждет.
В больнице тишина. Закрытые шторы и светильник говорят о том, что сейчас либо поздний вечер, либо ночь.
– Медная моя, иди ко мне, – настаивает мужчина.
От его слов сковывает сильней. Надо отсюда как-то выбраться, и желательно – без шума.
Я не смотрю ему в глаза. Вцепившись онемевшими пальцами в края одеяла, направляюсь к двери. Посередине комнаты запутываюсь в ткани.
– Вика? Что случилось? Куда ты? – бормочет