– Ну признайся наконец, что ты с ней спишь, – такой фразой меня встретил Вита, устроившийся на кровати с учебником по пропедевтике внутренних болезней.
Я пожал плечами: что тут скажешь?
– Я же вижу, как ты на нее смотришь, – не отставал мой сосед по комнате.
– Ты Анну тоже буквально пожираешь глазами. И что – ты с ней спишь? – парировал я.
Вита в ответ широко осклабился:
– Я бы с радостью. Но она-то смотрит только на тебя.
Я лег на свою кровать и закрыл глаза. Привычка засыпать мгновенно, выработанная благодаря регулярным больничным дежурствам, на сей раз мне изменила. В голове одна за другой мельтешили картины: Анна улыбается антиквару, останки неизвестной девушки лежат на грязных камнях пола, открывается ларец, а в нем – след небесного камня, крестьянин подбирает упавший метеорит, экстрасенс рассказывает историю старинных предметов, незнакомый старик в зеркале небрежно мне кивает, девушка из усадьбы вдруг обретает плоть, поднимается с пола и молит: «Найди меня!», появляется Анна, с улыбкой меня обнимает и отнюдь не по-дружески шепчет мне в ухо: «Ну признайся, наконец, что ты этого хочешь»…
Филипп, 1914
Верховая прогулка с дядюшкой вышла на удивление приятной. Филипп, прекрасно управлявшийся с лошадьми, давно получил дозволение без ограничений пользоваться вежинскими конюшнями, некогда считавшимися лучшими в губернии. Хотя батюшка в последние годы распродал значительную часть выездных лошадей за ненадобностью, в стойлах все еще наличествовало несколько превосходных орловских коней, способных произвести впечатление даже на французского графа. Мальчик выбрал для себя спокойную кобылку, звавшуюся Флора – как и любимая лошадь ныне царствующего императора Николая. Герман Ильич предпочел гнедого жеребца по кличке Лавр, обнаружив тем самым недюжинное знание лошадей – здешние кони, практически не ведающие чужих рук, отличались норовистостью по отношению к незнакомцам, и лишь этот гордый и спокойный красавец благосклонно позволял себя оседлать любому. Глядя, как умело и ласково дядюшка снаряжает жеребца, уверенно и нежно похлопывает его по шее, мальчик впервые испытал к своему новоявленному родичу нечто вроде симпатии.
Потом, когда граф пустил лошадь галопом, направляясь к самой живописной холмистой части имения, Филипп оценил великолепную посадку и совершенное владение искусством верховой езды графа де Вержи и не без гордости отметил, что и сам не особенно от него отстает, хотя прежде ему не приходилось участвовать в подобной скачке. Флора была очень податливой лошадью, управляться с ней было несложно, и сейчас мальчик был ей за это безмерно благодарен. Стремительный аллюр по весеннему лугу, все еще сверх меры напитанному влагой, был серьезным испытанием и для коней, и для их всадников. Упоительный запах пробудившейся земли, резкие скрипичные звуки ветра в ушах и простор, раскинувшийся,