Он бежал по знакомой тропинке и всматривался в серое небо, в качающиеся верхушки деревьев, но сокола нигде не было.
«Эх, это ведь из-за меня он улетел. Худо смотрел я его. Гамаюн, миленький, вернись, Христом богом прошу!»
В небе суетились и пронзительно каркали вороны. Пролетала и прогорланила утка.
Мальчик остановился перевести дух. Перед ним открылось озеро с темной холодной водой. У берега в камышовых зарослях, в приплеске сбились кряквы. Сокольничий поискал булыжник и со злостью швырнул в стаю.
– Схоронились, а соколиного клюва не хотите попробовать? – крикнул Никола.
Утки шумно взлетели. Мальчик ждал, что, в небе появится черная точка, и Гамаюн камнем упадет, приманится жирной добычей? Но сокола не было.
Прождав до наступления темноты, Никола отправился к лесу на царскую пасеку. Ноги ели двигались. Сил не осталось, становилось зябко. Мальчик повалился на землю на последнем издыхании и зарылся в листву, пытаясь согреться.
Наступала скорая темь, и сокольник тихо заплакал: длинную ночь ему не осилить, лучше сразу помереть. Оплакав свое горе, Никола провалился в сон.
Ему виделось, что он в избе у бортника дедушки Алексея. Пол—избы занимала белая печь, в печи томился глиняный горшок, и пахло гречневой кашей.
Никола открыл глаза: «Хорошо-то как, я умер», – вспомнил он.
Он был в теплом деревянном доме, сладко пахло воском.
– Проснулся, гостенек, что ж не дошел до порога-то, на дорожке в лесу нашел тебя три денька тому назад, думал мертвый ты, мешочек с голубками твой подобрал. – Попей, соколик, медку гретого. Ослаб ты сильно, чуть не замерз.
– У меня Гамаюн улетел, мне теперь не жить, деда!
– Знаю.
– Откудова?
– Оттудова! От тебя улетел, а ко мне прилетел.
– Как прилетел?– не поверил Николка.
– Да так! Вышел я в тот день как тебя нашел, смотрю, сокол на березе сидит. Дай, думаю, твоими голубками приманю, прихватил ладом бечевочку к лапкам, да и выпустил. Сокол слетел, а я и притянул, сеть набросил на Гамаюна твоего.
– А где же он, деда?
Алексий подошел к круглому улью, что взял в дом справить, открыл крышку и достал сокола.
– Гляди, пчела какая диковинная, твоя?– заулыбался старик.
– Гамаюн, – прошептал Никола и засиял…
Галина Бабурова
Корабль под самой крышей
С тех пор, как умерла Мария, Конрад часто просыпался среди ночи: резко подскакивал в кровати, затем долго сидел, прислушиваясь. Совал ноги в мягкие клетчатые тапки – подарок Марии на позапрошлое Рождество – и потихоньку подбирался к двери, хотя знал наверняка, что замок заперт, а снаружи – пустынный двор.
– Нервы ни к черту! – сказал сам себе. Хриплый шепот царапал горло. Тягучая, как чернила, тоска плескалась внутри.
Мария не любила, когда он чертыхался, но Конрад так и не отучился.
Пока