Затем едва ли что сознающему Иоанну поют многолетие, подручные князья и бояре подносят предписанные на этот случай дары и расходятся в глубине души оскорбленные. Владимирский, смоленский, тверской и многих земель? Вот уж нет! Это они – владимирские, суздальские, ростовские, ярославские, курбские, тверские, смоленские, Одоевские, серпуховские! Им ли повиноваться трехлетнему отроку из рода каких-то малозначительных, малозначимых московских князей, происхождение которого вдобавок неясно и едва ли законно? Да и откуда свалился этот порядок наследования, о котором отродясь не слыхали ни деды, ни прадеды?
В самом деле, разве отошедшему в иной мир повелителю непременно должен наследовать его старший сын, а не его старший брат, как множество раз происходило в многошумной истории русского племени? Разве опека над несовершеннолетним, неправоспособным наследником должна перейти в руки семи своевольно, по прихоти, по случайному выбору названных, к тому же захудалых или пришлых бояр, а не к известнейшим и знатнейшим, недаром же собранным в боярскую Думу, именно Бельским, Шуйским, Оболенским, Одоевским, Горбатому, Пенькову, Кубенскому, Барбашину, Микулинскому, Ростовскому, Бутурлину, Воронцову, Захарьину и Морозову, издревле имевшим свой властный голос в решении государевых дел?
Даже напротив, корыстным душам, исколотым самомнением, завистью, спесью, некрепким или нетрезвым умам, отуманенным преданием старины, представляется вполне основательным, чтобы державу ведал не трехлетний, ничего не смыслящий отрок, старший сын во второй раз женатого великого князя, а его дядя, умудренный летами и долгим правлением на уделе своем в ближнем Дмитрове, или боярская Дума, в которой сидят представители знатнейших русских фамилий, а не какой-то небывалый, определенный единственно волей покойного великого князя опекунский совет, и во всех этих скитаниях некрепких или нетрезвых умов забывается или не принимается в расчет из лукавства, что этот старший брат великого князя ровно ничем не отличился в управлении крохотным Дмитровом, а боярская Дума раздирается местничеством, забывается или не принимается в расчет потому, что и сами приверженцы старшего брата или полновластия подручных князей и бояр ничем путным не отличаются в делах управления и войны и что сама замшелая идея местничества решительно ни в одном уме не вызывает сомнения в том, насколько она плодотворна и плодотворна ли она вообще, для сомнения в этой давно устарелой идее время ещё не пришло.
Похоже, что первым принимается действовать именно старший брат, удельный князь Юрий Иванович, только что целовавший крест на верность малолетнему Иоанну. Он понимает, как и все вокруг него понимают, что утвердить свое право наследования он может только вооруженной рукой. Свой удельный