Дорога к себе. Анна Сороковикова

не могу, не выученная, но слышала, это делается, чтоб налогов меньше платить, благотворительность.

      В магазине воцарилось молчание. Лицо ветерана стало на эту минуту строгим и мужественным, но глаза всё так же светились по юношески, любовью и радостью. Все старожилы на окраине города, любили и уважали ветерана за «непотопляемость», которая его никогда не покидала. Клавдия слышала, что он года три читает какие-то настрои, такого же деда, прошедшего войну и излечившего себя словом полностью. И выглядел Петрович прекрасно. Чудеса, да и только.

      – А помнишь, Егор ко мне приезжал?

      – Да, Петрович, как вас забудешь. Вы с ним у нас ходячая легенда, так про вас говорят, – и они дружно расхохотались. – Уже года три прошло? Вас приехали от нового мэра поздравлять с Днём Победы, стали на стол выставлять самую дешёвую водку и неликвидные, списанные огурцы… Егор тогда взял игрушечный автомат, американская копия «Калашникова», что Васёк, мелкий сосед у вас забыл, вошёл в зал да как гаркнет своим голосищем: «А ну «телепузики», считаю до трёх и открываю огонь на поражение, быстро забрать подачку и за околицу… А то я за себя не ручаюсь, контузия с войны!» Тогда вся улица хохотала где-то час, с какой скоростью они все драпали, охрана впереди, вам ещё забор снесли эти благодетели…

      В глазах Клавдии светился восторг, задорные огонёчки поблёскивали в глазах деда:

      – Да-а-а! Человек понимает, что не правильно поступает… поэтому и страха полные штаны. Теперича дарят только конфеты… Нет больше Егорушки с нами, вчера телеграмму принесли, недели две, как в другую жизнь ушёл… – и торжественно помолчав минуту в память друга, посмотрев на растерянную продавщицу, добавил. – Всё равно праздник на нашей улице. Ох, Клавдия!.. Пошёл таксовать.