– В них подъем смотрится лучше, – говорит он. – Вот что я имею в виду.
Он пытается что-то сделать, но ничего не выходит.
Он говорит, красный цвет – совершенно не тот. Придется заново смешивать краски, или завтра бежать в магазин, или, может быть, Паулина утащит с работы тюбик киновари.
Потом он надевает куртку и говорит, что пойдет поболтает с ребятами «о делах», что означает попойку в баре за мясной лавкой.
Перед тем как уйти, он закрывает холст на мольберте куском старой кисеи. Он запрещает Паулине смотреть на свои незаконченные работы. Так повелось с самого начала.
Но альбом с зарисовками остается на кухонном столе. Он ничем не закрыт, и насчет него не установлено никаких правил. Паулина открывает альбом и смотрит на первый рисунок, сделанный цветными карандашами «Диксон», которые муж заставил ее утащить с работы.
На рисунке – женщина на темной сцене, выхваченная из сумрака светом прожектора. Под сценой – оркестровая яма. Бледный как мертвец барабанщик сидит, повернувшись в другую сторону. Видны головы зрителей первого ряда, небрежно вычерченные угольным карандашом. Мужчины смотрят на сцену, жадно тянут шеи, словно голодные птенцы.
Женщина на рисунке почти полностью обнажена, если не считать тонкой полоски голубой ткани – слишком тонкой, чтобы сойти за трусики.
Она обнажена и не стесняется своей наготы. Она гордо вышагивает по сцене, ее короткие каштановые волосы сверкают в свете прожектора. Кожа – кремово-розовая, грудь пышная, но крепкая, руки раскинуты в стороны, словно крылья, в руках развевается синяя ткань, струящаяся длинным шлейфом. Ноги еще не прорисованы до конца, но уже видно, что они будут стройными и сильными. На левом бедре выделяется бледный участок растянутой кожи.
Выражение ее лица… Паулина его узнает, но не может назвать.
– Вот это да, – шепчет она. – Я здесь как королева.
Она не дурочка. Она знает, что все дело в рассказе Бада о танцовщице, которую тот видел в Нью-Йорке. О стриптизерше, чьи соски были как две клубнички. Возможно, выбранный мужем сюжет должен был ее обеспокоить, как обеспокоил бы ее мать и ее благочестивых ханжей-соседей в городке, где она родилась. Когда-то Паулина расстроилась бы, увидев такую картинку. Но теперь – нет.
Однако картинка напомнила ей случай, о котором она не вспоминала уже очень давно. Ей было лет семь или восемь, она полезла в папин шифоньер за щеткой для обуви. Встав на цыпочки, потянулась к верхней полке и случайно нащупала прохладную глянцевую фотографию. Она неловко отдернула руку, и фотография упала на пол: раскрашенный снимок, на котором молодая женщина обвивалась вокруг лебедя с длинной шеей. Женщина была голой, ее прикрывали лишь рыжие локоны, очень длинные, почти до пят. Так Паулина впервые в жизни увидела неприличную картинку и впервые узнала о том, как взрослые тетеньки выглядят без одежды. Это рыжее пламя у нее между ног…
Мать застала ее за разглядыванием картинки и