Кадрами делим её и минутами:
Время несчастное в ужасе корчится.
Неуловимое ловим старательно…
Что-то такое, конечно, мы меряем!
Чертим круги, отмечаем внимательно…
Мыслим полёт не полётом, а перьями…
Из детства
Лай издалека… Синяя река…
И велосипед, пыльный след от шин…
И дорога так весело-легка —
Как по облакам едем да бежим.
До сих пор во сне этот лёгкий бег,
В затяжной прыжок переходит вдруг,
В затяжной полёт над разливом рек —
И взлететь легко сильным взмахом рук.
Лай издалека. И по сердцу – гул.
И в душе – простор, и дорога вдаль…
Словно бы опять в облака шагнул…
Синяя река, лёгкая печаль.
Помнишь наяву, знаешь, как летать…
Облака тебе – тропы, корабли…
Только что-то стал чаще уставать…
Может, реже лай слышится вдали?..
Заповедный Мир
Как-то бы бежать и травы не мять…
Вот ещё чуть-чуть, и смогу понять…
Как-то бы лететь, прыгнуть высоко,
Как-то бы достать светлых облаков…
Заповедный Мир рядом, за углом,
За соседним днём или за стеной.
Мчишься, как и там, мчишься под уклон —
Только не летишь как орёл степной.
Помнишь, как лететь. Знаешь, как летать…
И в ушах шумит ветром высота.
Вот ещё чуть-чуть… Только – не достать.
Падает листва с желтого куста.
А во сне – июнь, и сирень цветёт,
И зелёный день расправляет лист,
Там обычный бег падает в полёт,
И не трудно вверх и не страшно вниз.
Как-то бы чуть-чуть… Как-то – не во сне,
Вспомнить наяву, отрастить крыло…
И упасть дождём первым по весне,
Чтобы прорасти снова повезло.
Карагай
Нам лет по десять,
мы легки, как птицы,
наш бег – не бег, наш бег – почти полёт.
Домой – лишь на минуту, чтоб напиться —
нас солнце, речка, нас осока ждёт.
Нас тёти Клавина собака ждёт у будки
и глина на высоких берегах.
Доверчиво сияют незабудки
и часики в тени высоких трав.
У Карагайки дно – в песчаных волнах,
а в ледяной воде снуют мальки…
Ветров и листьев, птиц и солнца полны
вокруг – деревьев замерли полки.
Огромный тополь, проигравший ветру,
лежал в крапиве, покоряясь судьбе.
Могучие вздымались в небо ветви,
притягивая, как магнит, к себе.
Сперва – на четвереньках, понемножку,
Вмиг осмелев, качаясь, – на ногах
прошли по веткам, словно по дорожкам,
с восторгом перемешивая страх.
И тополь стал теперь уже не тополь —
он стал – табун летящих лошадей…
В ушах