Мы с Мишкой жили в одном подъезде, в среднем, а Фросина квартирка была на углу дома, по правую руку. Нам нужно было подойти к дому сзади, чтобы очутиться под окном первого этажа, где в безрадостном одиночестве обитала Фрося, – непременно, как и в большинство вечеров, она сидит в ярком пятне жёлтого света и что-нибудь вяжет. Она вечно вязала то шарфик, то носочки, то тюбетейку или шапку, варежки, а то и кофточку, и всё раздавала или тому, кого приметила заранее, или любому, кому её рукоделие окажется впору, ну и тому, конечно, кто не откажется, не побрезгует взять.
Земля была влажной. Жирно, маслянисто пахли распускающиеся листья и набухающие первые цветы.
Мы встали в свете окна, и Фрося нас увидела. Её тусклые глаза распахнулись от возмущения тем состоянием, в котором мы прибывали, но не ожили.
– Мальчики, разве так можно? – поинтересовалась она. – Уже поздно, надо быть дома. Мамы и папы волнуются. Они с ног сбились, разыскивая вас. А вы, вдобавок ко всему, приходите вон в каком чудовищном виде. Замарашки, грязнули-грязнопупые. – Она не говорила, а нашёптывала. В её голосе не было гнева. Фрося была сама доброта. – Ну, давайте, давайте, живенько забегайте. Вас надо привести в божеский вид, а то придётся несладенько – достанется вам.
Мы обогнули дом и шмыгнули в подъезд.
– Мишка, Борис – это вы? – донеслось до наших грязных ушей – кто-то из родителей бродил в ночи, ища своё запропастившееся чадо. Если это так, то, увидав, что мы пошли к Фросе, кто бы там ни был из чьих родителей, он не станет нас домогаться, а успокоенным вернётся домой.
Вскоре после того, как мы проникли в приоткрытую дверь квартиры Фроси, в оконце тихонечко постучали и кто-то что-то спросил, и… появилась Фрося.
– Мишка, это твой отец. Сегодня трезвый. Не бойся, он пошёл домой. Верно, ляжет спать.
Так оно всегда и было. Если родители по каким-то причинам не могли за нами приглядывать, а таковая необходимость имелась, или и того хуже – они работали в ночную смену, то они неизменно просили Фросю нас приютить, а она не отказывала, и родители были спокойны, и оттого могли гулять в безудержном веселье хотя бы до самого утра или томиться на службе.
Мишка с облегчением вздохнул, а я ему вторил, – теперь нам не влетит, теперь родители взаправду лягут спать. Они не станут продолжать наши поиски или приходить к бездетной бабе Ефросинье с требованием о нашей выдаче.
После умывания и оттирания, прижигания