– А еще говорят, что после апокалипсиса приходит анархия!
– Только посмотри на это существо, – презрительно проговорила Катя, глядя на Юджина. – Как ему уютно там, в скафандре скудоумия! Он всеми любим, а мир вокруг прост и понятен. На месте и главный спутник глупости – тотальное недоверие: с Truvelo он не расстается ни на минуту. А что касается Западной рощи, где ты сегодня участвовал в групповом стриптизе… Островитянам теперь запрещено ходить туда под страхом смерти – болван все еще ищет револьвер Оливье Пирсона. Вдобавок он запретил всем разговаривать на любом языке, кроме английского.
– Это еще почему?
– Массажист родом не с Алакосо, – объяснила Катя. – Он не знает местного диалекта. Очередная параноидальная предосторожность.
– Думаю, ближайшую революцию стоит ждать уже на этой неделе, – предположил я.
– Я рада иметь приятеля-оптимиста, – усмехнулась Катя. – Но не будем забывать, что жажда свободы у людей редко превосходит жажду подчинения.
15
На полуденном небосводе одновременно зажглись две небольшие вспышки, а внизу, на лужайке возле отеля, продолжалось заседание. Юджин, Симо и Мамфо, похожие на участников судебной коллегии, восседали за длинным столом. Непоседливый Зибко стоял спиной к ним, опираясь на столешницу тощими ягодицами.
Перед «экзаменационной комиссией» держала ответ Венди – та самая толстая негритянка, которая в Омега-день отбила Тамби от притязаний пьяного Робина Фриза. Язык тела женщины (втянутая в плечи голова, шарящий по земле взгляд, мнущие подол пальцы) свидетельствовал о глубоком почтении и даже трепете перед новоиспеченным руководством.
Мы с Лебедевой сидели на заборчике в другом конце лужайки, поэтому не слышали слов Зибко, обращенных к Венди. Зато со стороны было забавно наблюдать за выразительной жестикуляцией Адриана.
Неожиданно Зибко зашелся в кашле.
– А наш полицейский рановато выписался из больницы, – заметил я.
– Он упустил кучу возможностей, пока валялся в медблоке, – объяснила Катя. – Наверное, теперь боится вовсе остаться не у дел.
– А как он вообще угодил в медблок?
– Откуда я могу это знать? – хитро прищурившись, спросила Лебедева.
– От дяди Януса, естественно.
Катя улыбнулась, не собираясь отпираться. Она развела обтянутые камуфляжными штанами колени и сплюнула себе под ноги.
– Односторонняя пневмония, – выдала она диагноз Зибко.
Я тут же вспомнил небольшой эпизод двухнедельной давности. Мигрень, сверлившая мою голову третий день к ряду, привела меня в медблок. Я сидел в кресле гостевой комнаты, растирая пальцами виски и медленно покачиваясь взад-вперед.
Скрип открывающейся входной двери довел мои страдания до локального максимума.