Спиридонова, с ироничной улыбкой на лице, думая о чём-то своем, смотрела из зарешеченного окна кабинета ей вслед, вспоминая свою молодость, когда точно такой же, юной и наивной девчонкой, она вышла из этого же кабинета, получив путевку в жизнь от своего непосредственного руководителя, место которого теперь занимает.
– Как это тебе удалось, так быстро, с дикой скоростью в стебель пойти? – съехидничала Галина, принимая от Милены товар, – теперь, поди, с нами, простыми-то смертными, и здороваться перестанешь, мы ведь догадываемся, за какие заслуги тебя так поощрили. Как с одной чашки-то жрать будем, если ты под подолом Спиридоновой теперь ходишь?
– А я не буду, с такой дерзкой челядью, вроде тебя, в одну кастрюлю заглядывать, и жить, даже по соседству с тобой не буду, я сегодня в отдельную комнату переезжаю.
– Даже так, – взметнула бровью Галина.
– Только так! – подтвердила Милена, с теми, кто мне кости мусолит, да с завистью в мой след смотрит, мне не по пути.
– А ты думаешь, никто не знает, что это ты Светку спалила?
– А, вон оно в чем дело, а я – то думаю, что это все осторожничают со мной…. Ну, вот и хорошо, раз уж вы такие всезнающие, то пусть каждая из вас амёба зарубит на своём длинном носу, что стоять на моем пути, смертельно опасно, поняла? И хватит, тут передо мной, помело своё гонять, просто, прими, как совет: прищеми своё жало, пока я его не намотала на кулак и не выдрала с корнем.
Галина ничего больше не сказала Милене, и дальнейший прием продукции шел, молча, строго по накладной.
В общежитии, только завидев Милену, вахтер мило растянула свои губы в улыбке и вручила Милене ключ от нового жилья. – Поздравляю Миленочка, это очень хорошая, теплая комната, я очень рада за тебя.
Милена кивком головы поблагодарила грузную, но весьма незлобливую, услужливую и добродушную Клавдию Васильевну, и очень быстро перетаскала свои вещи на другой этаж.
Тихо, чисто, уютно и хорошо было в её новом жилище. Она включила телевизор, и лежа на диване, предалась своим назойливым мечтам, по-прежнему, связанным с Анатолием.
Её день рождения был не за горами, и всё отчетливей маячил на горизонте, и она была уверенна, что теперь, ничто не сможет помешать ей, быть в этот день рядом с ним, милым мужчиной её девчачьих страданий, с объектом её грёз, с Анатолием.
Вечер клонился к ночи, и она, погасив свет, еще долго не могла уснуть, гладя сама себя руками и представляя, будто это крепкие, сильные ладони Анатолия, сжимают до сладостной боли её упругую девичью грудь. Теребят её, обжигают горячими поцелуями губ, покусывают…, и скользят, скользят его губы и руки по всему её телу, и млеет она, постанывая под тяжестью его мускул, вырывается из его цепких рук, и, проигрывает в этом сопротивлении.
Измученная сладостными забавами Милена,