Донские казаки в борьбе с большевиками. Иван Поляков

в поле, то теперь, наоборот, безопаснее быть там, а не в деревне, где люди, забыв Бога и законы, из-за одного озорства, не считаясь ни с чем, чинят расправы, самосуды, совершая даже убийства. Он считал, что народ заболел ужасной болезнью, которая быстро заражает здоровых. Надо временно прекратить общение с людьми и оградить себя от этой заразы, лишающей людей здравого рассудка, совести и доброго сердца. Много, видимо, пережил на своем долгом веку этот старик, много видел, был когда-то крепостным, на его глазах произошло раскрепощение крестьян, дожил до революции и теперь глубоко верил, что все пройдет, народ образумится, излечится, успокоится и жизнь войдет в обычную колею. С чувством большого удовлетворения внимательно слушали мы его старческие пророчества и от всего сердца желали скорейшего их осуществления.

      Перекусив, мы с особенным удовлетворением пожали руку этому честному крестьянину и двинулись дальше, напутствуемые его пожеланиями. Своему внуку он приказывал благополучно доставить нас до места назначения.

      Дорога оказалась тяжелой, временами телега грузла по ступицу, и слабая, маленькая лошаденка, напрягая последние силенки, едва ее тащила.

      Наш возница на редкость приветливый, но мало словоохотливый, свое внимание уделял только лошади; не садясь на подводу, он шел рядом, понукая и все время ее подбадривая. Решили и мы облегчить груз и, поочередно по парам, шагали за телегой, обмениваясь впечатлениями минувшего дня и рисуя перспективы возможных будущих испытаний.

      Несмотря на все наши меры, примерно через десять или двенадцать верст, лошаденка окончательно выбилась из сил и стала. Ни крики, ни кнут уже не помогали, она не могла сдвинуть с места даже пустую телегу. Дали ей отдохнуть, проехали с полверсты, стали опять. Видя, что, двигаясь так, мы далеко не уедем, наш возница предложил свернуть на ближайший хутор, обещая там у своего знакомого достать подводу. Иного выхода не было, пришлось согласиться. Свернули с дороги и общими усилиями дотащили телегу до ближайшей хаты, за ней в темноте виднелось несколько других.

      Под громкий лай огромной своры собак, набросившихся на нас, после продолжительного стучания, окриков и переговоров возницы, в избе зажегся огонь, открылась дверь и нас впустили внутрь.

      Хозяин, мужик лет сорока, с лицом, избитым оспой, был угрюм и неприветлив. Злобно косясь на нас, непрошеных гостей, нарушивших его покой, он вначале наотрез отказался везти нас ночью, и только энергичное вмешательство возницы и наши горячие доводы о необходимости нам скорее попасть на железную дорогу немного его смягчили. В конце концов он сдался, натянул тулуп и вышел запрягать.

      Очевидно, лай собак, шум телеги, громкие разговоры – все, вместе взятое, привело к тому, что для хуторян ночной приезд каких-то неизвестных не остался тайной. Не прошло и несколько минут, как они один за другим постепенно наполняли комнату, располагаясь вдоль стены, здоровались с нами, а затем, тупо, молчаливо уставившись